Ничего не понимая и не зная, стоит ли верить неожиданному Матильдиному преображению или приготовиться к новой гадости, Кристина обернулась.
— Почему я должна обижаться на сеньора Веларде? — настороженно спросила она. Матильда закатила глаза к небу.
— Потому что он самовлюбленный индюк и не видит дальше своего носа, — сообщила она ошеломленной Кристине. И не остановилась на этом: — Гордыня велардовская, будь она неладна! Сколько бед уже причинила, не сосчитать! И сколько еще причинит! Только сердце-то у сеньора Сантьяго доброе, уж поверьте мне, я почти четверть века его знаю. Он не хотел вас обижать, даже в мыслях не держал, просто в своей гордыне не заметил чего-то важного. Я… попеняла ему за невнимательность, уж простите. Надеюсь, больше подобных недоразумений не случится.
По-прежнему не сумев уловить смысл Матипьдиных слов, Кристина повела плечами.
— Я не обижена, Матильда, лишь расстроена произошедшим, — решив закончить этот странный разговор, сказала она. — Надеюсь, доктор Монкайо разрешил герцогу принимать гостей? Мне не хотелось бы чересчур переутомлять его сиятельство.
При слове «гостей» на лицо Матильды неожиданно набежала тень.
— Не знаю, что там сказал доктор, только вы не гостья, сеньора, а хозяйка, — с необъяснимым неудовольствием буркнула она. — И супруга герцога, что бы он там ни держал себе на уме! Так что ступайте, сеньора, — уже куда мягче и как будто даже просительно добавила она. — Не позволяйте ему долго быть одному. Это ему… во вред…
С этими словами она откланялась, оставив Кристину в полном недоумении.
На ум не приходило ни одного объяснения тому, почему сеньора Луго так кардинально переменила к ней отношение. Сантьяго мог, конечно, осадить экономку и приказать ей слушаться Кристину, но это не давало ответа на вопрос, почему она вдруг начала говорить о чувствах Сантьяго и его неумении их выразить — да так искренне, что Кристина откликнулась. Даже если Матильда узнала о роли Кристины в судьбе Бето и преисполнилась к ней благодарностью, это все равно не казалось достаточной причиной для ее откровенности. Откровенности, которой очень хотелось поверить. И дать своему сердцу надежду на взаимность любимого.
Сантьяго встретил ее той самой настороженностью, которой Кристина так боялась. Он до боли неудобно вывернул шею, чтобы поймать Кристинин взгляд прямо в дверях, а она замерла на месте, не зная, с чего начать и как заставить себя произнести хоть слово.
Слово, способное отнять у нее столь хрупкое счастье.
— Прости!..
— Прости!..
Они хором выдохнули и так же одновременно возразили:
— Ты прости!..
— Ты прости!..
Замолчали на мгновение, растерянные и сконфуженные. Кристина сделала шаг вперед и зажмурилась.
— Глупости!..
— Глупости!..
Сантьяго прыснул первым, в секунду избавляя и от напряжения, и от скованности, и от едва не задавившего страха. Кристина закрыла лицо руками и рассмеялась в голос, окончательно освобождаясь от всех горьких чувств и напитываясь от его смеха нежностью и восхитительным теплом. Словно завороженная, она подошла к постели и опустилась на пол — близко-близко, повинуясь взгляду и ловя дыхание. Нет, иначе и быть не могло. Жаркие губы прижались к ее губам, стирая последние сомнения. Как же Кристина любила их упрямство и их деликатность. Сантьяго словно чувствовал, когда ей нужна страсть, а когда ласка, и ни разу не разочаровал, лишь надежнее укрепляясь в ее сердце. Лучший мужчина на свете! Любимый и самый родной…
— Я дала слово…
— Я дал слово…
Они уставились друг другу в глаза, изумляясь этому совпадению. Потом Сантьяго, прерывая наложенное кем-то заклятие, закрыл рот ладонью и предложил Кристине говорить первой. Однако это было совсем не то, чего она хотела. Покачав головой, она переложила право начать разговор на мужа.
Сантьяго усмехнулся.
— Я пообещал доктору Монкайо, что буду тих и послушен, будто монастырский воспитанник. Так что, боюсь, новые хулиганства придется отложить до лучших времен, — с легкой ноткой разочарования проговорил он. И добавил после короткой заминки: — Если, конечно, ты к тому времени еще захочешь хулиганить.
— Я пообещала Примадонне, что буду скромна и сдержанна ровно столько, сколько необходимо для твоего выздоровления, — с теплой улыбкой ответила Кристина. — Но я превращусь в фурию, если узнаю, что ты замыслил отречься от хулиганств.
Сантьяго сжал ее руку и поднес ее к губам. Кристина прикрыла глаза, чувствуя, как светло становится на душе даже от столь простого поцелуя.
Почему она решила, что эта близость нужна только ей? Сантьяго был слишком честен и благороден, чтобы играть ее чувствами и ее жизнью. Просто, быть может, стоило набраться терпения, как посоветовала сегодня Матильда? Она действительно давно знала Сантьяго. И явно была не понаслышке знакома с его гордостью.
— Почему ты все время меня прощаешь? — неожиданно что-то совсем уж несуразное спросил он, и Кристина безотчетно стиснула его пальцы. — Я обижаю тебя, сам того не замечая, но ты-то не можешь этого не понимать. И все же находишь в своем невообразимом сердце причины для очередной амнистии.
Кристина прижалась к его руке щекой и глубоко вздохнула.
— Ты тоже меня прощаешь, — негромко проговорила она. — И не осаживаешь, когда я не права. И делаешь подарки, которых я не заслуживаю. Я тоже хочу спросить почему. Но почему-то не спрашиваю…
Кажется, и после этого можно было уже только целоваться — нежно, сладко, так долго, что все обиды растаяли, а вопросы потеряли свой смысл.
— И все же я должен извиниться, — первым заговорил Сантьяго, вдоволь насмотревшись после поцелуев на Кристину и нагнав на ее щеки несмываемую краску смущения. — За себя и за Матильду. Она была уверена, что это Рейнардо вынудил меня жениться на тебе, и пыталась защитить меня от его произвола. А я не предусмотрел подобного развития событий.
— Ты не можешь предусмотреть все на свете, Сантьяго, — покачала головой Кристина, понимая теперь причину столь необычного поведения сеньоры Луго и растерянности любимого мужа. — И не можешь отвечать за поступки других людей, — добавила она, уверенная, что он испытывает чувство вины за грубость кормилицы и за собственную недальновидность. Это было вполне в его духе.
Сантьяго усмехнулся.
— Думаешь? — провокационно поинтересовался он. Однако Кристина кивнула с полной решимостью.
— Уверена! — ответила она. — И ты согласишься со мной, когда узнаешь, какая идея пришла в голову его величеству.
Показалось ей или на самом деле на лице мужа промелькнула тень? Впрочем, вряд ли после Кристининого замечания он мог предположить что-то хорошее.
— Я скоро начну жалеть, что не оставил его во дворце вместе со всеми его идеями, — неожиданно пробурчал Сантьяго, и Кристина бросила на него удивленный взгляд. Кажется, он не должен был знать о решении кузена изменить эленсийское законодательство. Или же ему это было известно, но он не счел нужным поделиться этими сведениями с Кристиной? Других причини для его раздражения она не видела.
