Он переложил пистолет в другую руку, здраво рассудив, что противник будет ждать его появления с той же стороны, что и раньше, а Алехо одинаково хорошо стрелял с обеих рук. Перекрестился и вывернулся из-за дерева. В ту же секунду Либре рухнул на преступника, когтями вцепившись ему в лицо. Пара мгновений на прицел — и Алехо нажап на спусковой крючок.
Преступник взвыл и, отодрав сокола от себя, с силой швырнул его на землю. Следом еще один нож полетел в сторону Алехо, но цели не достиг: на боку преступника расплывапось апое пятно, и он только развернул лошадь и пустил ее галопом прочь от преследователя. И Алехо знал, что должен немедленно прыгнуть на своего коня и броситься в погоню, но Либре не поднимался с земли, и Алехо, вопреки любому здравому смыслу, кинулся к нему.
Поломанный, с окровавленным разрезанным крылом, сокол поднял голову и раскрыл клюв, но вместо привычного клекота из него вырвался лишь хрип, и Алехо с болью в сердце поднял его на руки.
— Потерпи, дружок, — ласково попросил он и со вздохом улыбнулся. — И тебя залатаем, как хозяина твоего залатапи. Нам бы только до дома добраться. Далековато, конечно, но тебе не привыкать. Потерпи только, хороший мой! Не подведи!
Либре ответил совсем глухими нотами, и Алехо, скинув плащ, устроил из него что-то вроде гнезда. Уложил в него Либре и вместе с гнездом взобрался на коня. Осмотрелся по сторонам.
Он все еще был во владениях Веларде и понимап, что лучшей помощью для Либре было бы отвезти его сейчас в Нидо-эн-Рока под опеку Сантьяго. Но чтобы добраться до поместья, требовалось сделать приличный крюк, а Алехо покуда еще не терял надежды нагнать преступника. Тот ранен, а значит, не сможет ехать слишком быстро, и Алехо, если постарается, имеет все шансы перехватить его до въезда в столицу.
Однако гнать во весь опор теперь не позволяло то самое самодельное «гнездо», так и норовящее выскользнуть из руки и добить Либре. Алехо чертыхался и посылал проклятия в адрес каждого врага, что приходил ему в голову, однако спустя еще две лиги такой поездки вынужден был признать, что, погнавшись за двумя зайцами, одного упустил. Где свернул с дороги раненый преступник, Алехо так и не заметил, а надвигающиеся сумерки и вовсе заставили его пуститься окольным путем, чтобы не попасть в засаду противника.
Теперь проклятия полетели уже в собственную голову Алехо, и он отлично представлял себе выражение лица Сантьяго, когда тот узнает о еще одном промахе молочного брата. А ведь успех казался таким близким! Теперь же все предстояло начинать сначала.
Кое-какие зацепки, правда, у Алехо имелись. Пусть нижнюю часть лица преступника закрывал платок, такие глаза и его совершенно волчий взгляд невозможно забыть. Кроме того, далеко не каждый способен так владеть ножами, как владел убийца Перлы, и это должно было стать новой ниточкой для его розыска. Так что, пожалуй, не все так плохо, как пытались убедить его низкие серые тучи. Дождем они сегодня так и не разразились, хотя оплакивать было кого. Алехо помрачнел, вспомнив о сеньорите Марино и ее нелепой гибели. Несмотря на все те неприятности, что она ему причинила, он не желал ей смерти и уж тем более не мог представить, что та застанет Перлу вот так: на полулысой горе, вдали от столь любимой ею столицы, в компании человека, которого она считала своим врагом, и не получив отпущения грехов. Заслужила ли Перла такую смерть? Алехо не хотел об этом думать. Но, добравшись до берега моря, прочитал за упокой ее души молитву и бросил в воду кинжал с ее кровью. Все, что он мог сделать для сеньориты Марино. Теперь следовало позаботиться о себе.
В пещере Алькона он провел немало времени, врачую по мере сил Либре и приводя себя в порядок. Измазанную кровью одежду он сжег от греха подальше, а сам натянул капитанский мундир и, пообещав Либре вернуться как можно скорее, наконец отправился во дворец.
Однако чем ближе он к нему подходил, тем сильнее сдавливало грудь предчувствие. Алехо припомнил все свои сегодняшние действия, но не нашел ни одной зацепки, способной вывести на него ищеек, которые будут расследовать убийство сеньориты Марино. А вот он должен был вернуться на свой пост, чтобы продолжить порученное ему Сантьяго дело и чтобы найти настоящего преступника. В том, что рано или поздно этот мерзавец придет к регенту, Алехо не сомневался. И ему нужно лишь не пропустить этот момент…
— Сеньор! Сеньор! — у самых ворот к нему бросился Фино, размахивая руками и явно пытаясь заставить его повернуть назад. Алехо схватился за шпагу, но было уже слишком поздно. Сразу два солдата стиснули его руки, не давая возможности защищаться.
— Капитан Руис Дельгадо! — раздался над ухом суровый голос. — Вы арестованы по подозрению в убийстве Перлы Марино Динарес! Отдайте свою шпагу и следуйте за нами!
Алехо медленно вздохнул, не позволяя себе распалиться. Остановившийся чуть поодаль Фино смотрел на него глазами побитой собаки, но именно это неожиданно навело его на нужную мысль.
— Я отдам шпагу сеньору Кастро — и никому больше! — заявил он и стряхнул с плеча одну из чужих рук. — Или вам придется доказать свое право арестовывать меня, лейтенант!
Слава о владении капитана Руиса оружием была ничуть не менее громкой, чем слава о его успехах среди женского пола, а потому лейтенант счел возможным выполнить это условие. Алехо отстегнул шпагу и вручил ее Фино вместе с письмом инфанты, так и не отправленным по нужному адресу.
— Отдай Сантьяго! — одними губами приказал он. После чего кивнул солдатам и словно бы во главе караула направился во дворец.
Эстадаль — приметно 3.34 м (прим. авт.)
Глава сорок девятая: Предположения…
Было уже глубоко за полночь, когда взмыленный Фино с горящим взглядом поднял на уши все Нидо-эн-Рока, чтобы добиться аудиенции у «давно уже отошедшего ко сну» герцога Веларде. Сантьяго велел разбудившему его Оскару помочь ему одеться и после с его помощью спустился в холл. Доктор Монкайо всего три дня назад разрешил ему вставать, и Сантьяго пока что чувствовал себя ребенком, заново учившимся ходить. Поставишь неверно ногу — и спину прострелит так, что делать следующий шаг вовсе расхочется, а он не мог позволить себе подобной слабости. До коронации Рейнардо осталось немногим больше недели, и Сантьяго не забыл своего обещания танцевать на балу с Кристиной.
На это же время он отложил и объяснение с ней.
Как ни хотелось прямо сейчас вернуть Кристину в свою постель — а она, подчинившись их обоюдному решению дать Сантьяго время на выздоровление, с того самого дня спала в собственной комнате, — все же он предпочитал хоть здесь поступить по совести и не форсировать собьгтия, пользуясь безвыходностью Кристининого положения. До вступления Рейнардо в свои безграничные права расторжение их брака было весьма затруднительным, а то и вовсе невозможным делом, и Сантьяго не желал лишать Кристину выбора своим предложением остаться его женой. Пусть даже он почти не сомневался, что она ответит на него согласием, все же законы чести диктовали свои условия. И пока оставался хоть самый крошечный шанс на то, что Кристина мечтает о свободе, Сантьяго не имел права ставить свои желания выше собственных же обещаний. В конце концов, до часа икс оставалось не так уж и много, чтобы не рассчитывать на собственную выдержку. А потом он позовет Кристину в королевский сад, за лабиринт, к столь любимой ею белой пихте, возьмет за руку и, глядя прямо в глаза, скажет, что не хочет расставаться с ней. Что Кристина стала очень дорога ему и что он готов предложить ей руку и сердце по-настояицему, если она захочет их принять. И будет с замиранием этого самого сердца ждать ее ответа и искренне надеяться на ее взаимность. А она улыбнется своей лукавой улыбкой и скажет, что он только что исполнил то самое желание, что оставил ей на откуп. И Сантьяго уже знал, что почувствует в тот момент…
