Зал заволновался. Граф Марино Гальярдо поднялся на ноги.
— Вы намекаете, что подсудимого подставили и теперь заметают следы? — перехваченным голосом выговорил он. Сантьяго пожал плечами.
— Отчего же намекаю, ваша светлость? Я стремлюсь это доказать. И искренне надеюсь, что и для вас выяснигь правду куда важнее, нежели найти того, на кого можно взвалить ответственность за это преступление. — Тут он стер улыбку с губ и чуть поклонился осиротевшему отцу. — Я искренне сочувствую вашему горю, граф, и отлично понимаю, что вы чувствуете, — уже куда мягче сказал он. — Терять родных всегда больно, особенно когда знаешь, что убийца избежал заслуженного наказания. Так что поверьте: мы с вами на одной стороне. Даже если выглядит это пока совсем иначе.
Рейнардо невольно поежился. Сантьяго мог говорить лишь об отце, убитом полгора года назад, но тогда почему он упомянул безнаказанность преступника? Убийца герцога Веларде ненадолго пережил свою жертву, и за такое злодеяние ему было отказано в отпевании и захоронении на церковном кладбище. Рейнардо собственноручно подписал приказ о наказании — почему же сейчас в душе шевельнулось сомнение в том, что он поступил правильно? Неужели Сантьяго открыл ему еще не все свои тайны?
Следующим свидетелем обвинения оказалась сама эленсийская инфанта, в память о своей любимой фрейлине любезно согласившаяся ответить на вопросы сеньора Уранды. Случай в судейской практике был беспрецедентным, однако ничего нового Виктория не сообщила, а Сантьяго, чьего противостояния с кузиной Рейнардо больше всего опасался, и вовсе не воспользовался правом перекрестного допроса, лишь поблагодарив ее высочество за готовность помочь правосудию. Виктория с гордостью заметила, что это ее долг, и покинула зал. Рейнардо проводил ее тоскливым взглядом. Ему не хотелось оставаться одному перед лицом сотни зевак, которым, по сути, был безразличен будущий приговор. Они пришли на спектакль, устроенный его королевским величеством, и, кажется, лишь немногие понимали, что здесь и сейчас решалась судьба человека, обвиняемого в убийстве юной жизнерадостной девушки, которой бог отмерил слишком мало дней и которая уже покоилась в черной сырой земле.
К горлу подступила тошнота. Рейнардо глубоко вдохнул, стараясь справиться с ней, и увидел озабоченный взгляд Сантьяго.
— Я прошу перерыв! — неожиданно проговорил тот. — Мне необходимо срочно переговорить с доктором Монкайо! Всего несколько минут, сеньоры! Ваше величество?
Рейнардо кивнул, дозволяя ему отлучку, и по традиции первым покинул зал суда. Ему надо было немедленно глотнуть свежего воздуха, и он не останавливаясь поспешил к ведущей в сад двери. Там в одиночестве, в тени старого дуба было отличное место для того, чтобы привести в порядок и мысли, и чувства. Почему-то вспомнилось, как совсем недавно они гуляли по другому саду с Кристиной и как она убеждала его в том, что его характером можно восхищаться и что в нем нет столь угнетающей Рейнардо слабости. Как она сказала? «Легко принимать решения, когда от них не зависят ни жизни, ни судьбы?» Сейчас от решения Рейнардо зависело и то и другое. И он, как ни странно, был готов его принять. И принять ту ответственность, что оно накладывало. Не отдавая его на откуп другим и не радуясь такой возможности. И чувствуя от этого небывалую легкость.
Глава пятьдесят первая:…и подробности (продолжение)
Когда он вернулся в зал судебных заседаний, все уже были на местах, и Рейнардо мог только догадываться, действигельно ли Сантьяго беседовал с доктором Монкайо или взял паузу лишь для того, чтобы кузен мог продышаться. В любом случае он был ему за это благодарен.
Однако благодарность не делала его предвзятым.
Следующим свидетелем со стороны сеньора Уранды оказался гвардеец, который вскрывал комнату капитана Руиса по приказу регента. Он доложил, что им в присутствии сеньора Керриллара был найден дневник сеньориты Марино, и Рейнардо подавил вздох. Если бы Перла отдала этот дневник ему, как он того требовал, она, вероятно, лишилась бы всех привилегий, но, быть может, до сих пор была жива.
Дневник между тем предъявили суду, и сеньор Уранда лично зачитал те записи, что касались шантажа капитана Руиса. Граф Марино Гальярдо, окончательно посерев лицом, едва слышно выдавил, что его девочка не могла заниматься подобными подлостями и что ее нагло оклеветали, но его слова остались без внимания: что, на самом деле, он мог знать о дочери, живя за десяток лиг от дворца и почти не покидая свою деревню?
— К сожалению, сеньорита Марино ни разу не упомянула, какую именно тайну капитана Руиса она раскрыла, а сам подсудимый отказался в ней признаваться, — пожаловался было сеньор Уранда, но Рейнардо мотнул головой.
— Я знаю, что это за тайна, и она не имеет отношения к нынешнему делу, — сказал он. В зале на пару секунд поднялся протестующий шум, но тут же стих, поскольку спорить с королем не имело смысла. Граф Марино Гальярдо посмотрел на него затравленными глазами, и Рейнардо малодушно отвернулся. Пусть считает, что на его дочь возвели напраслину: если ему так будет проще пережить потерю, что ж? Не Рейнардо его судигь. Ему достанет иного суда.
— Где вы нашли сей дневник? — весьма скептически поинтересовался у гвардейца Сантьяго, терпеливо дождавшись своей очереди задавать вопросы, и Рейнардо уже знал, к чему он ведет. — Вероятно, вам пришлось весьма потрудиться, чтобы обнаружить его среди вещей капитана Руиса?
Гвардеец мотнул головой.
— Никак нет, ваше сиятельство! — отрапортовал он. — Сия незатейливая книжица лежала прямо на капитанской кровати. Мы потому и обратили на нее внимания, что очень уж она не вписывалась в мужское убранство. Цветочки эти на обложке, сердца раскрашенные…
— Весьма неразумно со стороны капитана бросать выкраденные у сеньориты Марино записи на самом видном месте, — сочувственно произнес Сантьяго, и тут даже сам подсудимый не сдержался, фыркнув от бредовости подобного предположения. Разумеется, любой человек спрятал бы дневник подальше, чтобы его никто никогда не обнаружил. Но только не капитан королевской гвардии, известный своей прямотой и безупречностью.
— Вероятно, капитан не предполагал, что к нему нагрянут посторонние, — предположип между тем гвардеец, но таким тоном, будто сам в это нисколько не верил.
— Вероятно, — согласипся, однако, Сантьяго и задал новый вопрос: — А что вы вообще рассчигывали найти в комнате капитана в его отсутствие?
Гвардеец пожал плечами.
— Не имею чести знать, ваше сиягельство! — отрапортовал он. — Мне было сказано открыть комнату и присутствовать при ее осмотре, а у нас не принято обсуждать приказы!
Сантьяго усмехнулся, явно довольный услышанным.
— Благодарю вас! — произнес он и вернулся на свое место. Рейнардо скептически покачал головой. Несмотря на то, что сеньор Уранда упорно настаивал на заинтересованности капитана в секретных записях сеньориты Марино как способе избавиться от шантажа, в зале явно мало у кого остались сомнения в том, что этот дневник подсудимому мог быть подброшен. Сантьяго мастерски играл свою роль. Впрочем, как всегда.
