— Вы были там, падре! — грубо оборвал его сеньор Уранда. — Были и видели, как подсудимый…
— Протестую, ваше величество! — поднялся со своего места Сантьяго. — Обвинение пытается давить на свидетеля, а это недопустимо! По крайней мере до того момента, пока не будет доказана его ложь!
Рейнардо кивнул, соглашаясь с правотой кузена. Тот тоже отлично знал законы и умело ими пользовался.
— Протест принимается. Сеньор Уранда, пожалуйста, придерживайтесь регламента и не запугивайге собственного же свидетеля. Если у вас есть доказательства того, что падре Овидио утаивает какую-то информацию, будьте добры предъявить их суду, и тогда я дам вам полномочия допрашивать свидетеля иными методами.
Капитан на своем месте дернулся, очевидно опасаясь за своего защитника, не побоявшегося кривить душой перед богом, лишь бы не дать тому прибрать подсудимого к себе. И Рейнардо, возможно, весьма насторожило бы такое их поведение, если бы он не знал о том, что произошло в комнате сеньориты Марино после нападения на Сантьяго и чем все это закончилось. Унижать служителя церкви, чтобы услышать то же самое во второй раз, он не собирался.
Сеньор Уранда скривился, давая понять, что, будь у него такие доказательства, он не стал бы связываться со святым отцом, который к тому же являлся другом и подсудимого, и его защитника.
— Сеньорита Марино рассказывала подругам, что капитан пытался ее задушить, и показывала им синяки на шее, — ядовито огрызнулся он. Рейнардо вздохнул, снова вспомнив Перлу и ее неудавшийся обман.
— К сожалению, эти обвинения так и останутся слухами, если, конечно, подсудимый не возьмет на себя смелость их подтвердить, — примиряюще проговорил он. — У вас будет возможность задать подобный вопрос капитану Руису, сеньор Уранда. Пока же я вынужден повторить свое предупреждение о недопустимости давления на свидетеля.
Сеньор Уранда поклонился, принес падре Овидио извинения и сообщил, что у него больше нет вопросов к свидетелю. Сантьяго тоже качнул головой, позволяя падре покинуть свое место.
Следующей вызванной была горничная, буквально за сутки до убийства слышавшая в дворцовом коридоре ссору между капитаном Руисом и сеньоритой Марино, однако в свете известия о шантаже последней Сантьяго легко отбил эту подачу, вернувшись на исходную позицию.
Больше свидетелей у обвинения не оказалось, а потому в Зале судебных заседаний был объявлен небольшой перерыв, совмещенный с легким обедом для главных действующих лиц. Сантьяго, правда, утверждал, что опрос его свидетелей не займет много времени, но Рейнардо хотел сделать паузу, чтобы разложигь по полочкам все то, что он узнал, и решить, какого мнения он теперь придерживается об этом деле.
И по всему выходила сейчас удивительная картина, на которую вряд ли рассчитывало обвинение. Некто, кому угрожала сеньорита Марино и кто знал о ее вражде с капитаном Руисом, как и говорил Сантьяго, решил убить двух зайцев одним выстрелом, избавившись от шантажистки, которая вполне могла и не остановиться на одной жертве, и подставив гвардейского капитана, мешавшего ему своей деятельностью вершигь преступные дела. Этот некто заманил Перлу на Пико де ла Фронтера, там воткнул ей в спину нож и оставил улики против капитана, как то записка с угрозами и дневник несчастной жертвы. История выходила вполне складной, и, пожалуй, Рейнардо уже принял бы ее как данность, если бы такие мысли не приводили его с ужаснейшему и совершенно невозможному выводу.
Кто потребовал вскрыть комнату капитана и обнаружил там дневник жертвы? Кто подписывал разрешение на отлучку из дворца солдат? Кто способен подкупить или запугать одного из них так, чтобы тот подбросил Перле фальшивую записку от капитана? Кто, в конце концов, мог организовать его исчезновение таким образом, чтобы причастность к нему невозможно было заподозрить?
Ответ у Рейнардо был один, и он, право слово, предпочел бы, чтобы виновным оказался капитан Руис, а не уважаемый наставник, который хоть и поколебал в последние дни королевское доверие, все же оставался опекуном и примером для подражания. Но если Сантьяго докажет невиновность своего молочного брата, Рейнардо не пожалеет никаких сил, чтобы выяснить правду. Запретив себе думать о дважды спасенной регентом собственной жизни и тех десяти годах, что сеньор Керриллар был рядом. Он сумеет это сделать. Кажется, это куда менее болезненно, чем подозревать в подлости сестру или кузена.
Сантьяго сказал правду: допрос обоих его свидетелей длился чуть более получаса, но ничего нового в итоговое впечатление он не внес. Доктор Монкайо подтвердил, что смерть сеньориты Марино наступила от удара кинжалом в сердце и что та случилась мгновенно, и Рейнардо позволил себе порадоваться тому, что Перла не только не мучилась, но и, скорее всего, ничего и не поняла. После доктор заметил также, что нож в спине сеньориты Марино находился под весьма странным углом.
Если бы жертва в момент нападения смотрела в лицо своему убийце или находилась в его объятиях, широкая сторона лезвия кинжала была бы параллельна поверхности земли. Судя же по обследованной доктором Монкайо ране на спине сеньориты, кинжал воткнули перпендикулярно земле, что можно было сделать лишь со спины. Ни к каким выводам своим заявлением доктор не призвал, но задуматься заставил, и тогда у Рейнардо в первый раз родилось подозрение в том, что при любом вынесенном сегодня приговоре настоящую правду они все равно не узнают.
Вторым свидетелем защиты был древний-предревний любитель исследовать почерк людей и искать на основании своих выводов родственные связи между ними. Он плохо говорил и еще хуже слышал, но все же сумел донести до суда мысль, что почерк, которым написаны угрозы в адрес сеньориты Марино, очень похож на тот, которым на его глазах начертал те же самые слова подсудимый, но есть незначительное отличие в том, как в двух письменах выведены петли у буквы «эс» и тильды у буквы «энье».
— Без лупы тут, конечно, не видно, да и надо знать, как смотреть, — пытался еще объяснить свидетель, а Рейнардо уже понимал, что Сантьяго одержал безоговорочную победу. И даже совершенно растерянный граф Марино Гальярдо не сможет осудигь своего короля за вынесенный приговор. Оставалось лишь выслушать самого подсудимого, но это становилось простой формальностью, и Рейнардо заранее знал, какую историю тот поведает суду.
— Я задержался с выездом, — покаянным голосом начал капиган, — в чем теперь могу только корить себя, но об этом бессмысленно говорить. Я опоздал на встречу, должно быть, ненадолго, потому что почги у самого выезда из леса увидел человека в коричневом плаще и шляпе. Нижнюю часть его лица закрывала маска, и это показалось мне подозрительным, но я не успел даже окликнуть его, как он сделал резкое движение и так неожиданно бросил в меня нож, что я едва увернулся. Он пришпорил коня, и я погнался за ним, решив, что это, должно быть, вражеский лазутчик, но, к сожалению, моя лошадь устала, торопясь к Пико де ла Фронтера, и я его упустил. Он вывел меня почти к самой столице, а поскольку уже давно стемнело, я решил, что будет лучше отложить поручение на следующий день. Но едва я приблизился к дворцовым воротам, как меня арестовали, и только здесь я узнал о случившейся трагедии, и понял, кем именно был напавший на нас обоих с сеньоритой Марино человек. Как жаль, что мне не удалось его схватить! Это была моя оплошность, и за эту оплошность я теперь отвечаю.
