— С чего ты взяла, что я из благодарности способен испортить обе наши жизни? — поинтересовался он и ласково погладил ее по горящей щеке. Не было на свете девчонки, красивее Эстерситы Флорес. И вернее не было. — Я в тюрьме только о тебе и думал и жалел, что не удержал. Там, знаешь, с другого конца на жизнь посмотреть можно. Вот я и посмотрел. И понял, что на самом деле важно. И важна оказалась лишь ты, Эстерсита. Твое отношение. Твое доверие. Я больше всего на свете боялся увидеть сегодня в твоих глазах осуждение. Но если ты веришь и любишь, зачем отказываешь? Я, может, и беспокойный кавалер, но никогда тебя не обижу. И не позволю пожалеть о своем решении.
Пока он объяснял, в ее глазах собирались слезы, и Алехо верил, что это были слезы счастья. Он, правда, вдруг словно бы разучился говорить завлекающе и завораживающе, чем так легко покорял женские сердца, но зато сейчас слова шли от самого сердца, открывая его Эстерсите и отдавая на ее суд. Ей никогда не нужны были изыски, ей нужен был он сам, и Алехо покорила эта ее трогательная и искренняя преданность. И пусть с неделю назад Эстер грозилась его разлюбить, Алехо ничуть ей не верил. Ее поцелуи развеяли эти сомнения полностью. С такой одержимостью могла целоваться только столь же одержимая им девчонка. И с этой одержимой Алехо хотел прожить жизнь.
— Эстерсита, — позвал он и чуть подтянул ее к себе, но она вдруг истово замотала головой и уперлась ему в грудь кулаками.
— Отпусти!..
В ее голосе было столько отчаяния, что внутри у Алехо что-то екнуло. Однако он и не подумал выполнять ее требование.
— Не хочу я тебя отпускать! — выдохнул он. — Если обидел чем, скажи, я исправлю! Или думаешь, что я верность не могу хранить?..
Эстер снова затрясла головой, обрывая его на полуслове.
— Я думаю, что ты лучший человек на свете, и я бы ни за что!.. — с надрывом воскликнула она. — Но я не могу! И никогда не смогу, Алехо! Нам не судьба!..
Только, пожалуйста, пожалуйста, не спрашивай ни о чем, не мучай меня! Иначе я с ума сойду!..
Он сам не понял, как разжал руки, но противостоять такой мольбе не хватило духу. И Эстер не задержалась рядом с ним ни одной лишней секунды. Подобрала юбку и бросилась прочь. А ему оставалось только угрюмо смотреть ей вслед и пытаться понять, что она имела в виду. Выходит, ее желание разлюбить его было вовсе не пустой угрозой, а как будто жизненной необходимостью, а Алехо даже представить себе не мог, какую тайну может скрывать столь чистая и совсем родная девчонка. Он боялся разочаровать ее, но и подумать не мог, что потеряет вот так, без всякого объяснения и причины. Или надо было все-таки удержать ее и вытрясти правдивый ответ? Стало бы ему от этой правды легче? Или еще и она придавила бы раскаянием, которое накрыло Алехо под мучигельным взглядом умоляющих зеленых глаз? Он не сомневался в том, что Эстерсига не лгала, когда говорила о существующем для их брака препятствии, но столь же четко был уверен в том, что любое препятствие можно преодолеть. И почему он не сказал об этом Эстерсите? Она-то ведь совсем еще девочка, не знает жизни, не понимает, что нельзя разбрасываться даримыми небом шансами.
Алехо, правда, и сам лишь недавно понял, каким чудом стала для него встреча с Эстерситой. Он не собирался влюбляться, вполне удовлетворенный той свободой и тем выбором, что у него были, а теперь недоумевал, как мог потерять столько времени, не прикипев сердцем к этой чудной девчонке с первого же взгляда. Или он просто не понимал, что прикипел, чересчур зазнавшись в своей постылой опьгтности? Падре Овидио вон сразу разглядел и Эстерситу, и непростой интерес к ней капитана Руиса, а Алехо еще посмеивался над его попыткой открыть ему глаза. Спасибо, сами открылись, наполнив душу свежей первозданной радостью, какая была подвластна только чародейству Эстерситы. Алехо не знал, как выглядиг настоящая любовь, но отлично понимал, что отныне без этой радости не будет иметь покоя. Зачем же Эстерсита собиралась ее забрать? Или просто не верила ему? Или он плохо объяснил: признаваться в любви ему тоже никогда не приходилось?
Нет, хватит, он должен знать правду! Слишком много в его жизни было тайн, чтобы вязнуть в еще одной! И если Эстер не скажет сама…
— Ну здравствуй, сынок, — раздался за спиной знакомый резкий голос, и Алехо осекся. Глубоко вдохнул, прежде чем повернуться и поверигь собственным ушам. Он не общался с матерью почти десять лет. И меньше всего на свете ожидал увидеть ее теперь.
— Жуткое платье, мам! Откуда ты здесь?
Ничего глупее нельзя было и придумать. Ясно же, что мать примчалась на помощь, едва узнала о той передряге, в которую он влип. Сколь бы суровым характером она не обладала, в беде никогда не бросала. Вот только Сантьяго и словом не обмолвился, что известил кормилицу о проблемах ее кровного сыночка. Неужто забыл? Или сюрприз готовил? С него станется.
Мать усмехнулась — весьма недобро.
— Сеньора Веларде уважипа, сообщила о твоих подвигах, — сообщила она. — От вас-то с Сантьяго милости не дождешься. Получила бы потом похоронку или вовсе из газет о казни твоей узнала — тот-то радости было бы.
Алехо поморщился. Споригь с правдой смысла не имело. Объяснять и оправдываться было лень. Если мать поставила себе целью поругаться, она найдет для того повод, независимо от ответа или его отсутствия.
— Обошлось же, — буркнул он. — Сантьяго если за что-то берется, сделает по чести. Или ты решила, что я на самом деле эту девицу прикончил, и решила в глаза мои бессовестные посмотреть, пока они вечным сном не подернулись?
Лицо матери побагровело, и Алехо легко узнал приближающуюся бурю. Уж сколько он в детстве огребал за то, что не умел вовремя остановиться! Прошли годы, а Алехо, кажется, ничему так и не научился.
Однако, к его удивлению, мать сдержала гнев.
— Где бы вы были сейчас со своим Сантьяго, если бы не девочка эта! — лишь огрызнулась она. — Тоже, небось, отмахивались от нее, считая, что сами справигесь?
А она проучила вас так, что меня от гордости распирает! Только скажи, что обидеть ее додумался — прокляну ей-богу! И не прощу никогда!
Брови у Алехо поползли вверх.
— Откуда тебе известно, что Эстер?.. — начал было он, но тут же перебил сам себя. — Что ты вообще про нее знаешь?
Мать усмехнулась и посмотрела на него весьма снисходительно.
— Тыв детстве, помнится, стакан скипидара хватанул, — и то как с гуся вода, — заявила она. — Так что сказочка эта о твоем недуге разве что для его величества хороша, а никак не для матери такого оболтуса, как ты! To, что Эстерсита себя оговаривает, я сразу поняла. Еще раньше я поняла, для чего она это делает. И теперь хочу лишь услышать, что ты, великовозрастный тугодум, оценил ее старания и не решил ущерб ей каким-нибудь непотребным способом возместить. С тебя станется.
Алехо закатил глаза, против воли припоминая то самое детство и вечные материнские попытки продавить и заставить поступать по-своему, не думая о том, что у него могут быть свои желания. Полжизни спустя ничего не изменилось.
