— Подарок? — заинтересованно поднял брови Рейнардо. — Для меня? Отчего вы не начали с этого, герцогиня? Быть может, и разговор бы у нас вышел совсем иным?
В его голосе слышалась насмешка, и Кристина решила обезоружить его собственной улыбкой.
— Как раз оттого, ваше величество, чтобы вы не сочли его подкупом, — сказала она, и наградой за смелость ей стал его потеплевший взгляд. Рейнардо поднял руку, указывая на выход из круга, и Кристина послушно направилась к одному из окон танцевального зала. Однако его величество, желая скрыться от шума и суеты, предложил ей выйти на балкон.
Отказаться было невозможно, как ни противилось все внутри Кристины согласию: она сама испросила королевского внимания и теперь не имела права отступать. Однако решила как можно сильнее сократигь это нежеланное уединение с другим мужчиной, а потому, едва ступив на балкон, протянула его величеству вышитый Марией Паолини кошелек.
Но Рейнардо и не подумал на него взглянуть. Оперся на балконный парапет и всмотрелся в прибрежную линию. В честь его коронации весь город сиял праздничной иллюминацией, и лишь море оставалось черным и неприветливым, и Кристина, сама не зная почему, потерла место укуса, хотя оно уже почти не напоминало о себе.
— Надеюсь, вы не считаете меня неблагодарным человеком, герцогиня? — с легким вызовом произнес Рейнардо, так и не повернувшись к ней. Кристина качнула головой.
— Это последнее, что я могла бы про вас подумать, — негромко ответила она, и следом между ними снова установилась тишина. Рейнардо погрузился в свои мысли, по-прежнему глядя в темное море и, вероятно, позабыв о том, что на балконе он не один. Кристина так и осталась позади него, словно телохранитель, вынужденный всюду следовать за своим сюзереном и не имеющий права на собственные желания. Понимал ли его величество, насколько сложную судьбу выбрал себе Сантьяго, желая лишь защитить брата? Кристина теперь отлично понимала. Хотелось откланяться и уйти обратно, в тепло, к людям, в объятия любимого мужа, а не тонуть в этой угнетающей тишине, не зная, какой следующий шаг сделает король. А Кристина еще упрекала мужа его свободой и недоумевала над его усталостью? Неудивительно, что он вспылил. Она обязательно разыщет Сантьяго перед отъездом и скажет, как была не права. И быть может…
— Вы, кажется, что-то говорили о подарке, герцогиня? — наконец словно бы проснулся Рейнардо и повернулся к ней. Кристина поспешно протянула ему приготовленный кошелек.
— Не от меня, как ни горько признаваться в собственной недогадливости, — присела в реверансе она. — Дарительница просила не называть ее имени, но очень хотела порадовать вас в день рождения небольшим подношением.
Она опустипа голову, а потому не видела, с каким выражением лица Рейнардо принял кошелек. И неуютно поежилась, когда он, после очередного молчания, насмешливо поинтересовался:
— Белый ландыш, герцогиня, что бы это могло значить?
Ответить Кристина не успела. Балконная дверь звякнула стеклами, слишком резко распахнувшись, и Кристину насквозь прожгли надменные серые глаза Сантьяго Веларде.
— Вижу, сеньора, вы не теряли времени даром! — с таким презрением произнес он, что Кристина судорожно сжала руки. — Полагаете, постель его величества будет мягче постели его кузена? Так не рассчитывайте, что я стану это терпеть! Позорить собственное имя я вам не позволю!
У Кристины сбилось дыхание от жестокости его слов. Неужели он заподозрил ее в измене? Как ему пришло это в голову? Разве она давала такой повод? Разве не отказала его величеству, когда он предлагал ей руку и сердце, а не одну лишь постель? Разве не подарила свое сердце и всю себя мужу, который словно бы позабыл и об их клятвах, и об их поцелуях?
Так за что же?..
Она шагнула было вперед, но Рейнардо опередил ее с ответом. Хмыкнул и опасно прищурился.
— Тебе ли говорить о честности, Сантьяго? — с таким озлоблением поинтересовался он, что Кристине вдруг стало по-настоящему страшно. — Не ты ли, будучи влюбленным в мою сестру, женился на сеньориге Даэрон? И не ты ли предлагал мне ее в любовницы? А теперь вдруг вспомнил о собственной репутации? Не слишком ли поздно, любезный брат? И не слишком ли подло?
Кажется, он еще что-то говорил, но Кристине все стало безразлично. Неужели Сантьяго, ее Сантьяго, самый честный и благородный человек на свете, был тайно влюблен в Викторию и предлагал Кристину королю в любовницы, желая от нее избавиться? Этого просто не могло быть, и Кристина безотрывно смотрела в любимое лицо, беззвучно моля, чтобы Сантьяго возмутился, обвинил кузена во лжи, опроверг эти ужасные уничтожающие слова, но он молчал, лишь убивая ее сердце своим презрением, и то наконец закаменело.
Кристине показалось, что она очутилась среди черной гулкой вязкой тишины. Одна. Не справляясь с мучительной болью.
— Простите меня, сеньоры, но здесь становится чересчур холодно, а я не взяла с собой накидку, — ровно и бесстрастно произнесла она. — Доброго вам вечера!
С этими словами она обошла так и не сдвинувшегося со своего места мужа и покинула балкон.
Глава пятьдесят седьмая: Патент
То, что Сантьяго увидел на балконе, стало последней каплей.
Он старался сдерживаться, он уговаривал себя не поддаваться слепой ревности, он напоминал себе, что Кристина отказала его кузену в недвусмысленной манере, еще когда была совершенно свободным человеком, и что она не способна на предательство, — ничего не помогло. В каждом ее жесте, в каждом ее взгляде, в каждом ее слове чудился этот интерес к королю, а Кристина все подливала масла в огонь, то ли не понимая, что делает с ним, то ли, наоборот, подстегивая его ревность, чтобы он сорвался и дал ей свободу. Вероятно, его последние поступки вынудили ее сомневаться в том, что он согласится добровольно расторгнуть их брак, и Сантьяго не согласился бы. Но им вдвоем с Рейнардо удалось заставигь его передумать. И, будь такая возможность, он прямо сейчас вручил бы королю свое прошение, а потом размазал бы венценосного кузена прямо на месте, рассчитавшись и за последнюю подлость, и за все те унижения, что в последние полтора года пришлось вынести по его милости, — и плевать, что сегодня праздник, что за стеклом на них смотрят подданные двух десятков государств и что за такое преступление его отволокут на гильотину без суда и следствия. Внутри у Сантьяго бушевал такой пожар, что только королевская кровь могла бы его потушить.
Он больше за себя не отвечал.
С самого утра все пошло не так. Рейнардо выбросил его за борт, словно нашкодившего щенка, ткнув носом в то, что герцог Веларде ничего из себя не представляет и может быть уничтожен одним росчерком пера. Зато возвысил Кристину, оказав ей такие почести, о которых не могла бы мечтать и королевская кузина. Но Сантьяго стерпел бы это, если бы дальнейшая его жизнь не полетела под откос, подминая по себя и его чувства, и его надежды.
Колье от короля на шее жены возмутило до глубины души, но и на него можно было бы закрыть глаза, если бы оно не стало камнем преткновения в момент его объяснения с Кристиной. Сантьяго обнимал ее, целовал, пытаясь придумать, как лучше сказать о собственных чувствах, а она в этот момент гладила подарок Рейнардо и грезила о нем, как грезила весь сегодняшний день, вознося ему хвалебные оды и распиная мужа, не способного их оценить. И во время вальса смотрела на Рейнардо столь завороженно, что у Сантьяго заломило зубы, а в груди заволокло ненавистью к ним обоим — тем, кого он так любил и кто так цинично над ним посмеялся.
