— Протрезвел? — раздраженным голосом встретил его Рейнардо. Избавившись от мундира, он вытирал руки о перекинутое через шею полотенце и изучающе смотрел на кузена. Потом кивнул в сторону спальни. — Желаешь обыскать мою постель или поверишь слову, что я намерен лечь в нее в одиночестве?
Сантьяго до боли сжал кулаки, призывая на помощь остатки достоинства. Если он сейчас удовлетвориг собственную подозрительность, можно будет навсегда забыть и об уважении кузена, и о доверии Кристины. А если откажется от его предложения, так и будет бесконечно маяться вопросом, можно ли им верить. Отвратный выбор. Но если Сантьяго пришел за объяснениями…
— Я не хочу убивать вас, ваше величество, — неожиданно сквозь зубы процедил он и глянул на открытую дверь спальни. — Но советовал бы вам держать шпагу наготове: я в последнее время неуравновешен и вполне могу забыгь о данной вам вчера клягве.
Рейнардо поднял брови, но явно не из страха.
— Это что-то новенькое, Сантьяго, — заявил он. — Неужели и у тебя обнаружились вполне человеческие чувства?
Сантьяго усмехнулся, но впервые в жизни не почувствовал желания принимать подачу.
— Я хочу знать, что все это значит, — твердо проговорил он. — Если мне для этого придется потерпеть экзерсисы в остроумии от вашего величества, я готов. Только не увлекайтесь, умоляю. С терпением у меня тоже сегодня неполадки.
Рейнардо хмыкнул столь же издевательски, что и кузен, и, усевшись на софу, положил ногу на ногу.
— Почему твои просьбы вечно похожи на угрозы, Сантьяго? — поинтересовался он. — Впрочем, я готов сделать скидку на твое ранение и ссору с супругой. Полагаю, ты с ней так и не виделся, иначе вряд ли пришел бы искать сеньору Веларде в моей спальне.
Глубоко внутри словно бы развязался один из жгутов, не дающих свободно дышать. Сантьяго перевел взгляд в пол, заставляя себя покорно ожидать продолжения. Он должен был услышать правду от кузена, а не поддаваться воскресшей надежде. Слишком неверна та могла оказаться.
Рейнардо вздохнул и откинулся на спинку софы.
— Что ты хочешь от меня услышать? — наконец жестко, но без всякого издевательства в голосе проговорил он. — Предлагал ли я сеньоре Веларде стать моей любовницей? Нет, не предлагал: я давно уже научился не повторять собственные ошибки, а кроме того, слишком благодарен ей за участие к моей судьбе, чтобы позволять в отношении нее подобные непристойности. Предлагала ли она мне в любовницы себя? Нет, не предлагала: кажется, только ты на всем свете способен заподозрить Кристину в распутстве. На протяжении всего нашего танца, будь он неладен, она восхваляла тебя и твои достоинства, стараясь убедить меня в том, что мы одна семья и что никто лучше тебя не справится с ролью моего телохранителя, и к его окончанию я счел возможным с ней согласиться. Если ты думаешь, что после подобных од в твой адрес у меня вдруг возникло извращенное желание овладеть именно этой женщиной, то ты еще больший безумец, чем я мог себе представить. В отличие от тебя, у меня нет недостатка в женщинах, Сантьяго, и присланный мне в подарок кошелек, из которого я извлек тот злосчастный ландыш, лучшее тому подтверждение. Им не нужно доказывать, что я лучше кого-то другого: они знают об этом сами и готовы душу продать за лишнюю минуту моего к ним внимания. Пусть я не испьгтываю к ним той нежности, что вызывала у меня когда-то сеньорита Даэрон, в настоящий момент меня более чем устраивают такие отношения, ибо последнее, чего я желал бы в нынешних реалиях, это терять подобно тебе голову и портить отношения с людьми, от которых, возможно, зависиг моя жизнь и будущее моей страны. Полагаю, не нужно объяснягь, сколь противна мне была сегодня даже мысль о том, чтобы пойти с тобой на примирение? Мы никогда не были друзьями, но все же
я был вправе ожидать от тебя по меньшей мере уважения к своему королю, а по большей — понимания, что мне чужда подлость. Или ты считаешь, что только герцог Веларде способен на порядочность? В таком случае мне искренне жаль тебя, кузен: ты живешь в куда более страшном мире, чем я, со всеми моими потерями и разочарованиями.
По мере того, как он говорил, лицо у Сантьяго все сильнее жарило чувством заполняющего стыда. Рейнардо разъяснял ему столь очевидные вещи и делал это с такой легкостью, что оставалось лишь изумляться собственному ослеплению и еще яростнее сверлигь взглядом пол, не позволяя себе прервать кузена и начать оправдываться. Кажется, никогда еще у Сантьяго не возникало потребности обелягь собственные поступки, как и желания это делать. Но Рейнардо бил точно в цель, очевидно зная кузена куда лучше, чем тот предполагал, и не жалея для него жестоких открытий. Впрочем, Сантьяго не желал жалости. Он заслужил каждое слово обвинения в свой адрес и хотел лишь немедленно загладить свою вину перед Кристиной. Его удивительной женой, которой он так и не сподобился сказать ни о ее удивительности, ни о ее очаровании, напрочь лишивших его разума.
— Благодарю за откровенность, ваше величество! — не сделал он и секундной паузы после того, как Рейнардо закончил свой выговор. — Не сказать, что она была чересчур приятна, но мне давно ее не хватало. Могу я теперь пожелать вам всего доброго и откланяться? Исправление собственных ошибок не терпит промедления.
На мгновение на лице Рейнардо промелькнуло явное одобрение, однако от новой шпильки он все же не удержался:
— И даже не станешь проверять мою спальню на предмет укрытия в ней преступников? — иронично поинтересовался он. Но Сантьяго только поклонился.
— Я пришлю к вам надежного человека, ваше величество! — заявил он и уже в дверях услышал возмущенное:
— Не смей!
Усмехнулся, однако и не подумал послушаться. Быстро спустился в комнату Алехо и вручил ему, заспанному, патент королевского телохранителя.
— Прикрой, пока не вернусь, — проговорил он в ответ на недоумение в капитанских глазах, — Постараюсь надолго не задерживаться.
— Ты уезжаешь? — изумился Алехо. — Сейчас? Не ты ли говорил, что самое опасное время начнется после коронации и надо задействовать все резервы…
Сантьяго положил ему руку на плечо, останавливая.
— Здесь ты сможешь меня заменить, — ничего не объясняя, заявил он. — А там только моя ответственность. И только мне за нее отвечать.
Зная, что молочного брата невозможно ни в чем переубедигь, Алехо только пожелал ему удачи и отправипся одеваться на службу. Сантьяго глубоко вдохнул, пытаясь поймать эту самую удачу за хвост и уговорить ее вернуться на свою сторону. Надежды на это после всех его гнусностей оставалось немного, но освобожденная от ревности душа была готова к любым испытаниям, каких потребовала бы благосклонность Кристины. Он должен уговорить ее выслушать себя и убедить в том, что был не прав. Что сорвался, потому что боялся ее потерять, а не потому что действительно подозревал в бесчестности и распутстве. Что она лучшее, что было в его жизни, и что вся его жизнь без остатка принадлежит ей. Нужна ли она Кристине, Сантьяго так и не знал. Но в свете его промаха это уже и не имело особого значения.
