Всего их было двадцать восемь — от ворот до дверей Патио-верде — кажется, самых трудных шагов в его жизни. Даже после ранения те давались легче, хоть и сопровождались постоянной колющей болью. Сейчас боль была другая, не его, и Сантьяго никак не мог ее усмирить, чтобы все-таки найти в голове хоть одну разумную мысль.
Стучать в запертые двери оказалось неразумным: на столь же пыльном, как и дорожка, крыльце не было ни одного следа, а это значило, что в дом Кристина так и не зашла, свернув где-то на середине дороги и выбрав себе иное убежище.
Сантьяго растерянно огляделся по сторонам. Он дважды был в Патио-верде, но ни разу не озаботился изучением его окрестностей и не представлял, куда могла отправиться Кристина. Отпечатки ее туфель заканчивались аккурат посередине дорожки, теряясь в нестриженной траве, и Сантьяго мог лишь наугад попытать удачу в поисках… или довериться Хуго, нетерпеливо нюхавшего то землю, то воздух и явно порывающегося броситься в сторону побережья. О том, как Кристина любила море, Сантьяго не надо было рассказывать. Каждое утро она встречала на балконе, глядя в лазурную даль, и каждый день обязательно спускалась в бухту, чтобы провести там несколько вдохновленных минут. И где, как не у кромки воды, она могла залечивать душевные раны — раны, полученные от взбеленившегося мужа? Сантьяго Веларде был способен на предательство. И предыдуицее раскаяние ничему его не научило.
Кристину он заметип издалека. Пологий берег Патио-верде позволил увидеть ее неподвижную фигуру сразу из-за угла дома, и Хуго с радостным лаем бросился к хозяйке. Кристина обернулась, а он налетел на нее, облизывая, виляя хвостом, всем своим видом проявляя такую безудержную радость, словно не видел ее целый год и жил только этой встречей. Сантьяго почувствовал, что глупо завидует псу. И почему он не может просто взять и сказать Кристине, что любит ее? Что обожает каждый ее жест, каждую улыбку, каждый взгляд темных серьезных глаз и предан ей всей душой? И смертельно боится увериться в ее равнодушии, потому что уже не мыслит без нее собственной жизни? Людей не принято любить безусловно, а Сантьяго не особо старался завоевать нежные чувства собственной жены. Потому и наделал столько глупостей.
Кристина вдоволь наобнималась с Хуго и подняла голову, разыскивая, очевидно, Милагрос с Бино, и откладывать дальше стало некуда. Быстрым и по возможности твердым шагом Сантьяго направился к берегу. На Кристину он старался не смотреть. Осуждение или страдание на ее лице сейчас слишком легко поколебали бы его решимость, а сказать надо было слишком много.
Однако Кристина его опередила. Поднялась так неуклюже, что у Сантьяго вдруг занялось в груди тревожным предчувствием, дождалась, когда он приблизится, и очень спокойно произнесла:
— Сеньор Веларде, вы, полагаю, за кольцом? Я побоялась доверять его Бино и хотела завтра отдать его величеству вместе с прошением о расторжении нашего с вами брака. Но коль скоро вы здесь…
Она сняла с пальца перстень и протянула его Сантьяго, но он категорично мотнул головой. Кажется, наконец пришло время для полной откровенности.
Ничем иным прощения ему не добиться.
— Я не приму его, Кристина, — со всей доступной ему мягкостью ответил он.
— Я хочу, чтобы оно осталось у тебя, чем бы не закончился наш сегодняшний разговор. Я поступил подло, обидев тебя, но еще большей подлостью будет сделать вид, что я желал этой ссоры, рассчитывая оттолкнуть тебя и вынудить потребовать свободы. Я…
— Вы не обидели меня, сеньор, — не стала дослушивать его Кристина и посмотрела на него совершенно пустыми глазами, — лишь предпожили другому мужчине в качестве любовницы. Я думала, что для герцога Веларде важнее всего честь и родовая гордость, но оказывается, вы совсем не против сделать жену высокосветской блудницей, если, конечно, это соответствует вашим замыслам. Жаль, что вы не предупредили меня об этом раньше: возможно, я сумела бы вам подыграть.
Каждое ее слово отзывалось в его сердце тупой болью — болью, которую ей довелось пережить из-за него. А ведь было так просто избавить ее от этих мучений, не упрись Сантьяго в собственную гордыню. Да только под давлением вины та снова брала верх над смирением.
— Я не собираюсь просить у тебя прощения за такую ерунду, Кристина: на моем счету грехи куда серьезней, чем она! — выдохнул он и сделал решительный шаг к жене. — Рейнардо припомнип историю еще до моего к тебе сватовства, когда я ломал голову, как избавить тебя от его опасной привязанности, и был уверен, что после такого предложения ты сделаешь это куда лучше меня! Я виноват, что не объяснил тебе этого сразу, но могу поклясться, что никогда…
— Не нужно клятв — ни к чему, сеньор Веларде, — снова оборвала его Кристина, и снова тем же бесцветным равнодушным голосом, как будто тех нескольких часов, что они не виделись, хватило, чтобы убить все ее чувства. — Сегодня я узнала, чего они стоят. Прошу вас, возьмите кольцо: вряд ли вашей маме было бы приятно видеть его на женщине, которую ее сын считает пропащей. Да и мне не хочется обжигаться о подарок мужчины, которого я больше не уважаю. Мне горько, что наша дружба вот так закончилась, но, уверена, лучшее, что мы можем сделать, это больше с вами не встречаться.
Ее лицо было бледно, и под глазами синели круги, выдавая всю силу пережитого, но говорила она столь спокойно, словно все для себя решила и не оставляла Сантьяго ни шанса. Он молчал, все сильнее сжимая кулаки, признавая ее правоту и не зная, что сказать в ответ. Почему он решил, что Кристина простит? Разве предательство можно простить?
— Кристина…
— Никогда, сеньор. Я не хочу…
Лишь на мгновение ее голос дрогнул, но этого хватило, чтобы подорвать его самообладание. К черту гордость, к черту все правила приличия! Он ни за что от нее не откажется!
Он сделал еще один шаг вперед, стиснул ее плечи и заставил посмотреть себе в глаза. В горле забилось раскаяние, но и оно было лишним.
— Я сглупил, Кристина! — отчаянно выдохнул Сантьяго. — Я решил, что тебе нужен Рейнардо, а не я! Это жалкое оправдание, но другого нет! Ты нужна мне, черт тебя побери! Нужна так, что я теряю голову, когда вижу, что сам тебе безразличен! Я должен тебя отпустить, я знаю, и я отпущу, если ты действительно этого хочешь! Но скажи мне об этом в лицо! Не из обиды и не из мести — скажи правду, прямо сейчас! Мне надо знать!
Она неровно и словно бы с трудом дышала, и Сантьяго хотел верить, что это подступающие слезы. Пусть они пробьют эту стену отрешенности и равнодушия, пусть позволят Кристине выплеснуть хоть часть причиненной им боли — а он чувствовал эту проклятую боль, словно свою, — с ними он справится. И вину загладит, и доверие по крупицам возродит, как бы ни было сложно. Но сейчас…
Кристина обхватила себя за плечи, задрожала, как будто освобождаясь, зажмурилась, всхлипнула…
— Так холодно… — горько пожаловалась она, и Сантьяго, не устояв, прижал ее к себе. Если бы только можно было… забыть про слова… отогреть своим жаром… зацеловать так, чтобы навсегда растворились все беды…
