Как… Сантьяго?
Господи, да неужели он действительно… заботился о ней, не отходил от нее, боялся за нее так, что даже доктору не был готов ее перепоручить? А в доме ведь… ни воды, ни пищи… и до ближайшей деревни час пути… И все же не отступил, переборол, выходил? Отдал всего себя, как самому родному человеку.
«Моя Кристина…»
Неужели все-таки не показалось? Неужели они были, эти воскрешающие, самые важные в жизни слова, которые Сантьяго не сказал ей в глаза, но которые свозили во всех его фразах? «Я должен тебя отпустить, и я отпущу, если ты действительно этого хочешь». «Я не имел права ни влюбляться, ни ревновать». «Я разучился держать обещания». Уж не в этом ли была причина его молчания? Сантьяго не отступал до последнего, не желая нарушать слово, хотя бы пока Кристина зависела от него, а когда наконец решился, получил в ответ белый ландыш в руках короля.
Ах, как жестоко, как несправедливо звучали его слова в Кристинин адрес, как рвали они ее сердце, да только это были всего лишь слова. И они блекли в свете поступков Сантьяго. Его заботы. Его самоотверженности. Его желания вернуть Кристину. Господи, какой другой мужчина сделает для возлюбленной столько, сколько сделал для фиктивной жены Сантьяго?
И только обвинения Рейнардо по-прежнему не давали покоя. Он сказал, что Сантьяго любит Викторию, а Кристину предлагал ему в любовницы. Если бы Сантьяго там же опроверг эти слова, Кристина поверила бы ему, но он промолчал, подтверждая их. И убивая Кристину без оружия.
Она уткнулась любимой кукле в мягкие волосы и закрыла глаза. Именно этот вопрос Кристина и должна задать мужу, прежде чем решать, как поступать дальше. Ей следовало это сделать еще до своего отъезда из королевского дворца, но сил тогда не хватило. Хватит ли сейчас? И готова ли она поверить мужу, что бы он ни сказал? Ведь все их отношения были построены в первую очередь на доверии, и без него рухнут, как дом без фундамента. А кроме новых слов, Сантьяго нечем оправдываться.
Взгляд снова упал на обручальное кольцо.
«Рейнардо припомнил историю еще до моего к тебе сватовства…»
Наконец-то эта фраза стала приобретать смысл. Значит, Сантьяго сделал столь гадкое предложение кузену, еще когда сам и не думал жениться на Кристине.
«…когда я ломал голову, как избавить тебя от его опасной привязанности…»
Ломал, несомненно, и в итоге решил проблему самым что ни на есть кардинальным способом.
«…и был уверен, что после такого предложения ты сделаешь это куда лучше меня».
Ах как ее муж любил говорить загадками, но эту Кристина, кажется, наконец разгадала. Сантьяго замыслил тогда очередное хулиганство, подбивая кузена на непристойное предложение Кристине, не сомневаясь, что она не только не согласиться, но и отдалится от Рейнардо достаточно, чтобы перестать представлять угрозу для Кинтина Керриллара. Господи, только ему могла прийти в голову подобная сложнейшая задумка, но она, вне всякого сомнения, сработала бы, а это значило, что Сантьяго еще до своего сватовства весьма неплохо изучил Кристину и не сомневался в ее порядочности и целомудрии.
А она разочаровала его, как будто предпочтя ему короля-победителя в тот момент, когда у мужа ничего не ладилось. И тоже ничего не объяснила.
Почему же Сантьяго простил? И захотел ее вернуть? И пытался добиться ее понимания, которого у Кристины не было вовсе? Нет, на эти вопросы мог ответить только он сам. И их-то Кристина наконец почувствовала себя способной задать.
Она глубоко вздохнула и искоса посмотрела на стоявший рядом с ее постелью колокольчик. Побеспокоить доктора только ради того, чтобы он позвал Сантьяго, когда совсем недавно она от этого отказалась, наглости у Кристины не хватало. Может, Милагрос заглянет: ей-то никакие докторские запреты не писаны. Или горничная — тогда Кристина и попросит пригласить в ее комнату мужа. А пока отпустившая после стольких дней мучений боль позволила немного расслабиться, и Кристина уютно устроилась на подушке, улыбнулась струящемуся сквозь окно солнечному свету, задышала легко и размеренно — и сама не заметила, как задремала.
Глава шестьдесят вторая: Сумасшествие герцога Веларде
Алехо немало повидал на своем коротком веку. И в лицо смерти не раз смотрел, и любимого опекуна похоронил, и за чужое преступление едва не поплатился, но ничего еще не производило на него большего впечатления, чем совершенно потухший взгляд Сантьяго Веларде. Всегда сосредоточенный, чисто выбритый и с иголочки одетый, Сантьяго казался скалой, о которую разбиваются все жизненные неурядицы, но одним своим взглядом он перепугал Алехо так, что у того сердце застыло в груди.
— Кристина? — едва выдохнул он. — Хуже?
Он знал от Бино о случившемся с сеньорой Веларде несчастье, но и подумать не мог, что то способно закончиться трагедией. Неужели Господь допусгип такую несправедливость? Неужели не хватило испытаний, что в последнее время всем им довелось пройти? Неужели Кристина стала еще одной невинной жертвой?
Сантьяго мотнул головой.
— Нет, не беспокойся, добрый друг, — ровно произнес он, однако смотреть продолжал куда-то мимо Алехо, и это не давало справиться с тревогой. — Кристина сегодня наконец пришла в себя. Доктор Монкайо уверяет, что теперь она вне опасности и нужно только время, чтобы она окончательно поправилась.
— Тогда я не понимаю… — слова Сантьяго никак не вязались с его подавленным видом, и Алехо внимательно на него посмотрел. Знает или нет? Керриллар сегодня нанес оглушительный удар, который невозможно было предвидеть, но Сантьяго иногда отличался поистине дьявольской проницательностью. А времени подумать в последние дни у него было предостаточно. — Или вести из дворца пришли раньше, чем я их привез?
— Вести из дворца? — переспросил Сантьяго, и на лице его появилась не бывалая прежде обреченность. Но не успел Алехо убедиться в своей правоте, как он ее тут же опроверг. — Рейнардо? Его я тоже не уберег?
Алехо тряхнул головой, вообще ничего не понимая. Ему жутко не нравилось настроение лучшего друга. А интуиция предупреждала, что добром это не кончится.
— Его величество бодр и весел, — не терпящим сомнений тоном заявил Алехо. — И особенно его взбодрило и развеселило известие о том, что ты готовишь против него заговор. Ты готовишь заговор, Сантьяго? Почему я узнаю об этом только сейчас?
В глазах молочного брата наконец появился живой интерес. Алехо мысленно перекрестился.
— Керриллар или Виктория? — без обиняков спросил Сантьяго. Алехо усмехнулся: вот за что он особенно любил товарища, так это за то, что тому никогда ничего не надо было разжевывать и класть в рот.
— Керриллар, — ответил он. — Всплыли наконец твои письма, братец, и в его интерпретации от них весьма разит предательством. Будь в обвиняемых кто вместо тебя, я бы поверил.
Теперь и Сантьяго усмехнулся и в задумчивости прошелся по гостиной, где привечал капитана. Алехо, ожидая его ответа, осмотрелся по сторонам и с новым интересом взглянул на Сантьяго. Неподходящая, мягко говоря, обстановка для герцога Веларде. Прежде он от подобного убранства кривил губы. А сейчас как будто его даже не замечал.
