— Проходиге, сеньорита Даэрон, — больше приказным, нежели приглашающим тоном сказал он. — Поговорим. — И, заметив ее замешательство, продолжил: — Вы же за этим пришли?
Кристина стиснула руки, призывая на помощь все свое хладнокровие, и сделала первый шаг в покои герцога Веларде. И, несмотря на совсем иные заботы, с удивлением осмотрелась вокруг.
Приемная была выкрашена в холодноватый, но очень чистый серый цвет, совсем непопулярный во дворце, где царствовали яркие сочные краски. Двери и стены очерчены четкими ровными линиями с неяркими позолоченными орнаментами против столь привычного барокко и рококо других комнат. Под ногами дубовый пол мозаичной геометрии. Мебель — стол, секретер, кресла — в той же гармоничной коричнево-зеленоватой цветовой гамме; и как будто ни одного лишнего предмета.
Все на месте, все в каком-то очень приветливом порядке, и Кристина невольно ощутила совершенно неуместное спокойствие. А ведь должна была наоборот испытывать отвращение, в каждой мелочи находя подтверждение своей неприязни и вероломства новоявленного жениха. Но даже страха в душе не было, что особенно ее поражало. Герцога Веларде порой боялся сам регент, а Кристина не сжималась внутренне и не ожидала удара исподтишка.
Даже после его отвратигельного поступка.
— Присядете или продолжим словесные пикировки на ногах? — поинтересовался между тем герцог, возвращая Кристину на грешную землю. Она задрала подбородок, стремясь показать все свое отвращение и к избранному им способу получения жены, и к нынешней неуместной язвительности и не понимая, почему на самом деле этого отвращения не испытывает.
— У вас странное отношение к невесте, сеньор Веларде, — с вызовом заявила она и без всякого страха в упор уставилась на него. — А как же цветы, шоколад и серенады под балконом? Или, получив согласие от власть имущих, вы посчитали, что дело сделано и я завоевана?
Герцог спокойно выдержал ее взгляд.
— А вы считаете, что мне нужно вас завоевывать? — с едва уловимой насмешкой поинтересовался он и неспешно снял перчатки: во всем, что касалось этикета, герцог был невыносимым педантом. В отличие от правил милосердия и человеколюбия.
— Судя по всему, вас преступно мало волнует то, что считаю я! — распаляя саму себя, заметила Кристина. Герцог взял колокольчик и позвонип, вызывая прислугу.
— Занятный у нас с вами разговор получается, сеньорита Даэрон, — произнес он и указал на одно из кресел. — Предлагаю вам все-таки воспользоваться моим гостеприимством и позволить себе отдохнуть. Не ошибусь, если предположу, что вы с самого рассвета на ногах?
«Вашими стараниями!» — едва не огрызнулась Кристина, но появившийся в одной из четырех дверей камердинер вынудил ее промолчать. А герцог Веларде и вовсе сбил с толку, поингересовавшись, желает ли она чашку горячего шоколада или предпочитает лимонад.
— Я… — удивленно пробормотала Кристина, но выбрать так и не удосужилась.
Герцог Веларде, выждав положенное время и не получив ответа, велел принести и то и другое.
— И попросиге у сеньориты Флорес свежие цветы для ее хозяйки, — добавил он и снова обратился к Кристине: — Мандолиной, к сожалению, не обзавелся. Прикажете разыскать или пока обойдемся без серенад?
Поняв, что он запомнил ее слова об ухаживаниях, и совершенно не зная, как на это реагировать, Кристина немедля бросилась в нападение.
— Помнится, мандолина была у сеньора Керриллара! — раздраженно сообщила она. — Он ей весьма искусно владеет.
Герцог усмехнулся.
— С вами не соскучишься, — сообщил он, однако добывать у регента музыкальный инструмент не распорядился, отпустив камердинера с двумя поручениями. Кристина в ответ наконец-то села и раскрыла веер, отгородившись от непредсказуемого жениха.
— С вами тоже, сеньор Веларде! — напомнила она о его сумасбродном решении жениться на ней. — Надеюсь, у вас есть разумное объяснение своей причуде, потому что мне ничего разумного в этой ситуации в голову не приходит.
Он облокотился на спинку другого кресла.
— To есть признание в страстной моей любви к вам, сеньорита Даэрон, и желании провести остаток жизни исключительно с вами вас не удовлетворит? — столь невозмутимо поинтересовался он, что ответа от Кристины и не требовалось. Не мог влюбленный быть абсолютно спокоен и равнодушен. А герцог Веларде, кажется, не мог быть влюбленным вовсе.
— Не раньше, чем ваше самообладание падет перед моим слезами, сеньор, — приняла подачу Кристина и пояснила, увидев недоумение в его глазах: — Если я сейчас расплачусь, откажетесь вы от свадьбы, не в силах противиться моему горю?
Ох, не туда она сворачивала и совсем не те слова говорила, что были уместны в ее ситуации. Надо было рыдать, изображая из себя мученицу, и умолять не губить ее в самом начале жизни, да вот беда: не умела она притворяться, а полагающийся ужас в душе так и не появился. Кажется, Кристина куда больше боялась чувств Рейнардо, нежели намерений герцога Веларде, и никак не понимала себя.
— Вы как будто пытаетесь сказать, что не желаете нашего брака? — словно бы с искренней озадаченностью уточнил он, и Кристина столь же искренне хлопнула глазами. Ну уж этого-то никак не могло быть!
— Вас как будто это удивляет? — начала новую атаку она. У герцога дрогнули уголки губ.
— Многие девушки сочли бы положение герцогини Веларде достаточно привлекательным, чтобы ради него поступиться некоторыми своими принципами, — заметил он, и Кристина не стала спорить.
— В таком случае мне тем более непонятен ваш выбор, — сказала она и выжидающе посмотрела на него. — Разве не проще взягь в жены женщину, которая сама того желает и будет всю жизнь благодарна вам за благодеяние, нежели ломать ту, что не испытывает к вам тех чувств, что вы, несомненно, заслуживаете, и день за днем сталкиваться с ненавистью, которую вы породите в ее сердце своим насилием?
Кристина сама не поняла, как решилась выдать всю эту неприкрытую правду прямо в лицо герцогу Веларде. Вряд ли она могла прийтись ему по душе, а Кристина совсем не подготовилась к резкому уничтожающему ответу, который сама и спровоцировала.
На лицо герцога набежала тень, и Кристина невольно сжалась в ожидании пронзающего холода, однако герцог лишь оттолкнулся руками от кресла и прошелся по комнате, как будто отдаляясь от Кристины.
— Хотел бы я знать, кто надоумил вас о моей склонности к насилию, — с неожиданной горечью пробормотал он, и Кристина не нашла ничего лучше, как замотать головой и даже веер отложить, подавшись вперед.
— Я не имела в виду, что вы способны на подобную низость по отношению к женщине! — с горячностью выдохнула она. — Я лишь хотела сказать, что принуждение к браку — это насилие над личностью, а вы никак не похожи на человека, которому интересны подобные вещи. Вы совершенно правы в том, что при вашем желании у вас не будет недостатка в невестах, а потому меня искренне удивляет ваше предпочтение, не объяснимое ни с точки зрения нашего с вами неравенства, ни с точки зрения наших с вами отношений. А вернее, полного отсутствия таковых!
