Нет, Сантьяго не был затворником, не избегал противоположного пола, благосклонно принимал нередкие знаки внимания от юных и не очень сеньорит и легко пользовался теми привилегиями, что предоставляло ему завидное происхождение, но всегда смотрел на женщин свысока, уверенный в том, что бог дал им красоту взамен ума, и разочарованный получаемыми тому доказательствами. Он никогда не рассказывал о собственных победах и не видел возможностей для собственного поражения в подобных играх, и Алехо был уверен, то если его молочный брат когда-либо и женится, то лет в сорок пять, на какой-нибудь принцессе соседнего государства — и то лишь потому, что в таком возрасте пора всерьез задуматься о наследниках.
Свадьба с сеньоритой Даэрон на этом ясном небосклоне оказалась для Алехо даже не громом, а настоящей бурей. Нет, он знал, конечно, о замысле Сантьяго с помолвкой, но руку бы дал на отсечение, что та никогда не перерастет в брак, к которому Сантьяго все по той же привычке относился слишком серьезно и слишком ответственно. А сеньорита Даэрон хоть и была довольно-таки милой и весьма смелой девушкой, все же никак не годилась в жены герцогу Веларде — особенно тому, что носил имя Сантьяго. Ему гордыня явно передалась по матушкиной линии от самих Соларов, и эта гордыня никак не могла посчитать дочь виконта подходящей для него партией. И пусть Сантьяго никогда не чурался дружбы с сыном своей кормилицы, все же Алехо списывал ее на детскую привязанность, еще не знакомую с условностями.
Жену же Сантьяго выбирал вполне осознанно, и, сколько бы ни объяснял свое решение все тем же пресловутым долгом, Алехо не находил повода верить ему безоговорочно. Он ни на йоту не сомневался, что при большом желании — и полном неприятии сеньориты Даэрон — Сантьяго нашел бы способ защитить ее иначе, чем уложение на а/тгарь долга собственного будущего. А коль скоро он предпочел столь странный способ исправления своей ошибки, то тому должна была существовать причина в совсем иной плоскости, нежели чувство вины. И Алехо почти не сомневался, что угадал правду.
Когда на горизонте показался лес, Алехо опаздывал уже совсем безбожно и мог поставить месячное жалование на то, что сеньорита Флорес не стала его дожидаться, найдя своему выходному дню куда лучшее применение. К тому же в оставленной для нее записке Алехо был весьма сдержан, лишь попросив о встрече с тем, «кому она перевязывала рану тем самым платком, которым теперь перевязано это послание». Алехо обнаружил сию тряпицу в секретной пещере, где они с Сантьяго по очереди превращались в Алькона, и порадовался возможности использовать ее для новой задачи. Вряд ли сеньорита Флорес могла не признать ее: влюбленные девицы придают подобным вещам весьма большое значение. Но даже самая влюбленная девица не станет ждать безответственного кавалера два с половиной часа, так что Алехо совершенно напрасно загонял Себастьяна, понимая, что не имеет права не явиться вовсе. Он уже представлял, как будет посмеиваться над самим собой, прося прощения у коня вместо отсутствующей сеньориты Флорес, однако, обогнув холм, первым делом увидел ее в светлом платье и с тщательно уложенными на голове тяжелыми косами.
Богатые косы — на зависть не только любой из фрейлин, но и самой инфанте. У матери Алехо были такие же, и он искренне считал, что они делают ее прекраснейшей женщиной на свете. Впрочем, сеньорита Флорес была бы красива и вовсе без волос: Алехо, несмотря на весь свой богатый опыт, не нашел ту, что сумела бы сравниться с ней. Зря Сантьяго привез ее во дворец: не место тут таким наивным чаровницам, как она. Если солдатня не испортит, то дамы, не терпящие конкуренции, изведут. А Алехо почему-то не хотелось, чтобы ее погубили.
— Сеньор Алькон! — радостно воскликнула сеньорита Флорес, и в голосе ее не было ни капли осуждения, как будто не она ждала его непозволигельно долго, а он ее, и она быпа благодарна ему за терпение. — Как я рада, что вы все-таки пришли! Я так боялась, что дела не позволят вам вырваться! Надеюсь, у вас все хорошо? Вам не угрожает опасность?
Опасность Алехо в действительности очень даже угрожала, но отнюдь не та, о которой хотела — и могла — знать сеньорита Флорес.
— Все хорошо, сеньорита, вам не о чем беспокоиться, — заверил он ее. — Никто не узнает, что мы с вами встречались: поверьте, я не желаю вам неприятностей!
Она хлопнула огромными наивными глазами и — рассмеялась. Алехо понравился ее смех — звонкий и чистый.
— Ну что вы, сеньор, разве ж о том я думала? — объяснила свое веселье она. — Я счастлива быть вам полезной, хотя, признаться, не приложу ума, чем могла бы вам помочь.
Алехо улыбнулся, радуясь, что ему не придется оправдываться за опоздание. Вряд ли Эстерсита поверила бы, что человек, за голову которого назначена сумасшедшая награда, провел это утро под носом у своих гонителей.
— У меня к вам весьма деликатная просьба, сеньорита, — решил начать с главного он, раз уж собеседница сама дала ему такую возможность. — Быть может, вам она покажется неприемлемой, но только к вам я могу с ней обратиться.
Сеньорита Флорес улыбнулась — со всей своей искренней приветливостью — и Алехо невольно залюбовался ее красотой. В той не было наносного лоска — и тем ярче она сияла, лаская взор. А Алехо и не знал, как соскучился по такой вот естественной свежести. Он много лет из кожи вон лез, чтобы никто не заподозрил в нем деревенских корней, но себя обманывать было последним делом. Какой бы мундир он ни надел и сколь бы знатная сеньора ни нежилась в его постели, душа его принадлежала вольным просторам и розовощеким девчонкам — таким же простым и открытым, как он сам.
— Я обязана вам жизнью, сеньор Алькон, — напомнила Эстер и посмотрела ему в глаза. — Так что нет на свете такой просьбы, в которой я могла бы вам отказать. Только скажите, я все исполню!
Вероятно, она рассчитывала тем самым подтолкнуть его к откровенности, а на деле неожиданно смутила. Не было заслуги Алехо в ее спасении, а значит, и благодарностью ее он не имел права пользоваться. И обязан был, конечно, первым делом открыть сеньорите Флорес глаза на ее заблуждения, чтобы она не счигала себя обязанной ему, и он даже шагнул вперед в желании ее образумить, но тут же остановился. По сути, не имело особого значения, он или Сантьяго оказал тогда Эстерсите ту скромную услугу, за которую она сейчас так щедро собиралась заплатить: дело у них было общее, а значит, не будет особого греха в этом небольшом обмане. Алехо в любом случае не позволиг сеньорите Флорес пожалеть о своем решении, обеспечив ей любую защиту. Но упустить такую возможность он никак не мог. Да и отыгрывать назад было уже поздно.
— Редко в наши дни можно встретить столь мужественную сеньориту, но обещаю, что не стану ловить вас на слове, если вы вдруг передумаете, когда узнаете, в чем состоит моя просьба, — счел своим долгом уточнить он. — Потому что я хочу уговорить вас послужить на благо Эленсии, но тем самым, возможно, нарушить ее законы.
Он ожидал, что Эстер отпрянет в испуге, а ее зеленые глаза загорятся гневом — быть может, не столько настоящим, сколько полагающимся в подобной ситуации, — но она только хлопнула ресницами и прижала руки к груди.
