Алекс сжал ее руку так, что хрустнула какая-то косточка. Невозможно было выразить словами испытываемую им сейчас признательность и ту самую гордость за «не выбранную им девушку». И как ему глупости хватило в ней сомневаться? После спасения от гремучей змеи, в которое родители уж точно не поверят?
Но осознавала ли сама Деника, на что соглашалась?
– Они устроят тебе смотрины и мне головомойку, – проговорил он, глядя ей в глаза и отчаянно надеясь не испортить почти свершившееся чудо. – А на ночь постелют одну кровать. Мне, конечно, не привыкать спать на полу, но комнату все равно придется делить.
– Отговариваешь? – нахмурилась Деника. – Алекс, лучше скажи прямо, ты же знаешь, что я не люблю этой недосказанности. Обещала же, что не обижусь…
Ох, как рвались с языка три заветных слова. Тогда и объяснять бы больше ничего не пришлось… Кроме, разве что, собственного предательства. И нарушенного слова. И…
– Не хочу, чтобы ты чувствовала себя униженной или оскорбленной, – сквозь зубы выдавил Алекс. – Спокойствие моей совести никак этого не стоит.
Деника вздохнула: то ли устало, то ли огорченно.
– Этого стоит спокойствие моей совести, – холодно ответила она, и Алекс опустил голову, в очередной раз напомнив себе об истинном характере их отношений. Сколько же можно мечтать и надеяться? Знал же, что с благодарностью у Деники все в порядке, так нет, снова нафантазировал. Даже про кровать упомянуть не постеснялся: хотел реакцию жены увидеть. Да только не было никакой реакции. Денике он абсолютно безразличен. Как два месяца назад, когда они еще не были знакомы.
Она посмотрела на свою руку, которую Алекс так и не сподобился освободить, и вдруг улыбнулась.
– А по дороге в аэропорт обговорим, какой ты представляешь себе идеальную жену, – лукаво сообщила она. – А то вдруг мне срочно нужно термины медицинские разучивать или рыбную ловлю осваивать?
Глава двенадцатая: Родительский дом
Из аэропорта взяли такси. Ехать до Траутдейла было всего ничего, но к ужину они все равно не успевали, а потому Деника предложила остановиться у какого-нибудь супермаркета и закупиться продуктами, дабы не стеснять родителей Алекса своим нежданным полуночным появлением. Алекс улыбнулся, но спорить не стал. Даже если Дени просто осваивалась с ролью «идеальной жены», мысль была здравой, и Алекс попенял себе на то, что сам до такого не додумался. А ведь всяко лучше Деники знал, как трепетно относится мать к гостям и необходимости встретить их по первому разряду. И пусть Алекса сложно было назвать гостем, тем не менее, он не сомневался, что родители почувствуют себя уязвленными, если не смогут накормить их до отвала: почему-то в их доме именно это считалось признаком гостеприимства.
Пару кварталов от супермаркета до коттеджа Вестонов они прошли пешком. Деника старалась выглядеть спокойно и непринужденно, но внутри у нее все замирало в предчувствии встречи с мужниными родителями. Им ведь все равно, что она дочь самого Говарда Лэкки, они оценивать станут то, что увидят, и Деника отнюдь не была уверена, что она им понравится. Что, в конце концов, она собой представляла, если забыть о богатом отце? Красотой особой не блистала, от характера своего иногда сама плакать хотела, готовить не умела, вокруг Алекса на задних лапках не ходила – и как при таких вводных произвести положительное впечатление на самых важных людей в жизни мужа? Стоит разочаровать их – и она окончательно потеряет Алекса: к чему ему жена, из-за которой приходится конфликтовать с родителями? Особенно если он ничего к ней не испытывает, и тот срыв на свадьбе, и разговор с отцом Деники, и драка с Адальбертом не имели под собой того основания, о каком Дени мечтала. А она все чаще думала именно так, потому что после того бесконечно длинного и столь же восхитительного дня, когда Алекс казался таким близким, таким нежным и понимающим, он словно стал другим человеком. Обращался с Деникой, как с нелюбимой учительницей: подчеркнуто вежливо и столь же холодно. Она тщетно пыталась разглядеть за этой ширмой истинные чувства – те самые, что, как Дени думала, раскрылись в день свадьбы, – и каждый раз все больше разочаровывалась, падая духом.
Она обижалась, оправдывала, убеждала себя в том, что Алекс не виноват в отсутствии чувств к ней, потом снова обижалась, ненавидя свою гордость, которая не позволяла задать прямой вопрос и выяснить ответ, волнующий ее больше всего на свете. Если бы на месте Алекса был другой человек, Деника давно уверилась бы в отсутствии у него к себе интереса. Но она слишком хорошо знала, насколько он честен, а потому продолжала надеяться, что он просто держит данное слово. Как он тогда сказал? «Прости, больше не повторится?» Так, может, просто отгораживается, опасаясь, что снова не сдержится? И Деника напрасно включила гордость и обиду? И стоило приглядеться к мужу повнимательнее и увидеть в его глазах то, во что так хотелось верить, но уже почти не верилось?
Как он вчера схватил ее за руку – словно жизнь зависела от решения Деники. А она всего-то предложила навестить его родителей. И едва снова не обиделась на то, что он даже мысли не допустил о ее желании сделать ему приятное. Быть может, он и в других случаях не решался рассчитывать на ее понимание, памятуя о первых днях знакомства? А Деника постоянно подливала масла в огонь, изображая зеркальную холодность, желая причинить такую же боль, какую испытывала сама. Ох…
Не могла она показать слабость в родительском доме и вынудить отца чувствовать себя виноватым за ее несчастье в браке. Он и так места себе не находил в первые дни, опасаясь за последствия поспешного Дениного замужества и устраивая Алексу всяческие проверки. Дени, как могла, скрашивала столь нездоровый интерес к мужниной персоне, а сама изображала спокойствие и безразличие, чтобы у отца даже мысли не возникло, что она жалеет о фиктивности своего брака и всей душой желает, чтобы он стал настоящим. Чтобы Алекс снова обнимал, снова позволил почувствовать его тепло и сильные руки, желаннее которых ничего в мире не было. Деника ощущала себя рядом с ним такой защищенной, какой, наверное, только в детстве была, когда отец мог отвести любые беды и исполнить любые желания. Сейчас желание было только одно, и его осуществление было вне возможностей даже всесильного Говарда Лэкки. Только сама Дени могла воплотить в жизнь свою мечту, и поездка с Алексом к его родителям была в этом плане манной небесной. Вырваться из-под пристального взора Говарда Лэкки, из дома, где все знали о фиктивности ее брака и ждали соответствующего поведения, и попытаться вернуть ту душевность, что проскальзывала между ней и Алексом в лесном домике, а потом в день свадьбы. Алексу ведь тоже придется вести себя как любящему мужу, а значит, значит…
Они остановились возле симпатичного коттеджа, построенного буквой «г». Дальняя к дороге часть была двухэтажной, ближняя – одноэтажной. Двускатная крыша, покрытая серой черепицей, опиралась на облицованные кирпичом стены. Темные ставни на окнах придавали дому завершенный вид, а невысокие кустики с желтыми и розовыми цветами – какую-то теплоту и уютность. Деника вдруг представила маленького Алекса, гоняющего на велосипеде по дорожке и лихо тормозящего перед испуганной его скоростью мамой. Она журит его и в то же время втайне гордится бесстрашным и сноровистым сыном. Не может у такого человека, как Алекс, быть плохих родителей. Даже несмотря на то, что он почти ничего о них Денике не рассказывал.
