– Пожалуйста, пожалуйста, счастье мое, хороший мой… – бормотала Деника, перехватывая руки совершенно потерявшего координацию мужа. – Надо подняться, надо постараться… Пожалуйста!..
Она потянула его на себя, не замечая струящихся по щекам слез: Алекс напоминал сумасшедшего, и больше всего на свете Деника в тот момент боялась, что старший Херберт накачал его такой дрянью, от которой нет противоядия. И Алекс, ее Алекс, смысл жизни, больше никогда… больше никогда…
Где-то невдалеке грохнул фейерверк, и в ту же секунду Адальберт бросился на отца, вцепился в его руки, пытаясь отнять пистолет. А у Алекса от этого шума вдруг прояснилось в голове. Перед глазами по-прежнему все плыло, и тело отказывалось повиноваться, зато мозг заработал поразительно четко, позволяя предугадывать события еще до того, как они произойдут. И Алекс уже знал, что через пару мгновений очередной взрыв фейерверка вынудит старшего Херберта вздрогнуть и нажать на курок. И Адальберт, сдавленно охнув и схватившись руками за живот, мягко и удивленно осядет на бетонный пол, а потом завалится на бок, пропуская сквозь ослабевшие пальцы темно-алую кровь. И старший Херберт заблажит в голос, перекрывая звук праздничных выстрелов, забьется в истерике и, подняв на своих врагов совершенно безумный взгляд, снова возьмется за оружие.
И тогда у Алекса будет только одна секунда, чтобы дернуть к себе Денику и прикрыть ее собственной спиной…
Боль обожгла правое плечо и следом разлилась по спине, ударила в голову, лишила дыхания. Ноги подогнулись, бросая весь его вес на Дени. Алекс постарался выправиться, но новый жгучий приступ лишил последней надежды.
Алекс упал, подминая под себя Денику, и не увидел уже ни ворвавшейся на смотровую площадку охраны, ни смертельного ужаса на лице любимой…
Эпилог
Алекс чувствовал себя так, как будто по нему проехался бульдозер, вдавив гусеничные траки в каждую мышцу на спине и долбанув скребком по голове и шее. И все же это было лучше того состояния, в котором он пребывал до потери сознания. О нем даже вспоминать не хотелось, тут же погрязая в чувстве невыносимого стыда за свою слабость и за то, что Деника видела его таким. Немного успокаивало лишь то, что он все-таки выполнил свой долг, прикрыв любимую от пуль. А значит, справился с обстоятельствами. А значит, все-таки достоин ее любви и доверия.
Он слышал ее голос сквозь сон и почему-то совершенно четко знал, что Деника не пострадала. Хотя когда бы она могла говорить с ним? Операция, промывание, реанимационная палата, куда не допускают даже самых близких… И все-таки Деника была рядом. Держала за руки, шептала нежные слова. «Хороший мой, счастье мое, смысл моей жизни», – сам бы он до такого точно не додумался.
– Дени… – ее имя сорвалось с пересохших губ раньше, чем Алекс успел решить, для чего ее зовет. Просто увидеть, просто почувствовать, просто напитаться теплотой ее взгляда, нежностью ее улыбки, волшебством ее голоса. Тогда и выздоровление пойдет гораздо быстрее. Толстокожие врачи всегда делали вид, что не понимают этой необходимости пациентов в родных людях. Алексу не дано было это оценить. И когда ласковая, восхитительно пахнущая ладошка скользнула по его заросшей щеке…
– Опять твоя ужасная борода, – сквозь явные слезы пробормотала Деника, и Алекс распахнул глаза, не доверяя слуху. Она! Усталая, осунувшаяся, с мокрым лицом и покрасневшим носом – и все равно самая прекрасная и самая желанная девушка на свете! – Ежик колючий! Не поцеловать лишний раз!
– Поцелуй не лишний, – не думая, что говорит, отозвался Алекс. – Поцелуй в счет долга: кажется, там уже прилично набежало за время простоя.
Деника улыбнулась сквозь слезы и, ни слова не отвечая на его провокационное заявление, прижалась горько-солеными губами к его губам. И словно бы забыла о том, где они находятся и с какого света вернулся к ней муж, целуя, лаская, пробуждая к жизни каждую клеточку в теле Алекса и напитывая восторженной радостью его душу. Ничего не изменилось! Деника по-прежнему с ним, по-прежнему его любит и в нем нуждается! Несмотря на…
– Наворотил я дел, – смущенно пробормотал он, выпуская на волю самое мерзкое, не дающее покоя. Наверное, не поцелуй его Деника так – словно жить без него не могла – или не поцелуй вовсе, сославшись на его слабость, и Алекс промолчал бы, привычно скрыв собственных тараканов и со временем вырастив из них настоящие проблемы. А сейчас вдруг показалось, что Деника поймет, объяснит, не даст утонуть в этих сомнениях.
– Наворотил, – согласилась она и вдруг прижала его ладонь к губам и закрыла глаза, горячо, лихорадочно ее целуя. – Две пули поймал – вон они, на тумбочке, в пакетике застегнутом. Врачи на память оставили – нужна тебе такая память, защитник мой? Или достаточно вечной родительской благодарности?
Алекс вдруг понял, что Денике тяжело смотреть на едва не стоившие ему жизни вещи.
– Выбрось их в окно, – посоветовал он и сжал ее ладошку своей. – И родителям скажи, чтоб не заморачивались. Это был мой долг как мужчины и как мужа. Я бы себе не простил…
– Знаю, – оборвала его Деника и почему-то отвела глаза. – Ты все время меня спасаешь. А я все время подставляю тебя, как будто тебе своих проблем мало.
– Дени!.. – изумленно выговорил Алекс и даже приподняться попытался, заглянув ей в глаза, но только скривился от боли и плюхнулся обратно на подушку.
Деника этого даже не заметила.
– Херберта взяли под стражу, но думаю, что до суда он не доживет, – тем же бесцветным голосом продолжила она. – Четвертая стадия рака…
– Дени!.. – уже жестче позвал Алекс, чувствуя, что ей плохо – может быть, даже хуже, чем ему, – и опять не в силах придумать способ ей помочь.
– Помощника его тоже поймали – ответит по всей строгости закона, – зачастила Деника, словно боялась услышать, что скажет на все это Алекс. А он, вдруг безумно устав, дернул ее к себе, вынудил посмотреть в глаза и даже придержал ее голову рукой, чтобы Деника не могла отвернуться.
– Я тебя люблю! – сказал он единственное, что на фоне всего этого безумия имело значение. Деника всхлипнула и снова попыталась уставиться в пол, но Алекс не позволил.
– Если бы не я, тебе не пришлось бы рисковать жизнью, – кое-как проговорила она. Алекс кивнул, чувствуя, что сейчас начнет говорить сентиментальные глупости.
– Потому что без тебя и жизни никакой не было бы! – как само собой разумеющееся сообщил он. – Да за один осколок того счастья, что даришь мне ты, не жалко ничего на свете! Я боюсь только, что ты во мне разочаруешься! И вот тогда…
Деника прижала пальчик и его губам, не позволяя и дальше унижаться.
– Одинаковые, – прошептала она. Алекс пожал плечами и улыбнулся.
– Неисправимые, – предложил свой вариант он. Деника пару секунд пробовала это определение на вкус, потом качнула головой.
– Кое-что я уже исправила, – таинственно проговорила она. – Вернее, папа исправил. Просил передать, когда тебе получше станет. А я думаю, сейчас самое время, – с этим словами она жестом фокусника вытащила откуда-то прозрачный пакет с аккуратно изрезанными бумагами, явно уничтоженными специальной машиной. Алекс недоуменно перевел взгляд с них на Денику, а она тоже улыбнулась. – Это наш с тобой брачный контракт, – пояснила она. – Все три экземпляра. Папа даже к мистеру Бескому съездил, чтобы забрать у него последнюю копию. Ослом, говорит, был, что такого хорошего человека упустил. Побеседовали, десерты в ближайшем кафе поели – а они у них и правда чудесные…
