― Что вы здесь делаете?
Я обернулась, заметив у входа в палату одну из акушерок.
― Ваша палата кажется в другом крыле.
― Почему все игнорируют малыша? Он же плачет. Где его мать?
Вера, кажется, так зовут акушерку, она выдохнула и подойдя ко мне, хотела забрать ребенка.
― Леся, послушайте, не надо брать малыша на руки. Он отказничок. Не приучайте его.
― От… ― я запнулась и попыталась сглотнуть образовавшийся ком в горле, ― его бросили?
Вера кивнула и снова протянула руки к ребенку.
Я не позволила ей забрать его.
― Как давно?
― Сразу же при рождении. Месяц назад. Девочку буквально вчера перенесли в обычную палату.
― Она отправится…
― Да, в дом малютки. У девочки врожденный порок сердца. Матери такая «радость» была не нужна.
― Она будет жить?
― Будет. Тем более с современной медициной. Только вот денег понадобится не мало. Но кто будет возиться с брошенным ребенком? И уж тем более проводить операции. Вы сами понимаете.
Я стояла смотрела в глаза малышке и ощущала дикую боль в душе. Как же мать могла так поступить с ней? Она предала свою кровиночку и оставила погибать в одиночестве. К слову, какая из нее мать? Так, инкубатор. Если не хуже.
― Леся, положите ребенка и ступайте к своим девочкам.
Я кивнула, глотая слезы, и сцепив зубы, положила малышку обратно в кроватку. Девочка, поняв, что ее больше никто не согревает, тут же скривилась и громко заплакала. А я, не сдержавшись, пулей вылетела из палаты, и прикрыв лицо руками, горько разрыдалась.
Какая же несправедливая сука судьба.
У меня случилась истерика и к моему огромному сожалению пропало молоко.
Миша был зол на меня, и впервые со дня новости о беременности накричал.
Я лежала в палате и немигающим взглядом смотрела в окно. Мало того что мне было ужасно жалко ту крошку, так еще и Миша со своими наездами.
― И так, я слушаю тебя внимательно, ― произнес Жданов, схватив стул и присев около моей кровати, ― почему ты плачешь, если знаешь, что тебе нельзя нервничать?
― Я не буду ничего говорить, пока ты на меня орешь.
― А я должен радоваться, что у тебя молоко пропало? Или может погладить тебя по головке? Ты чем думала?
― До свидания! ― рявкнула я, и отвернулась к окну, обижаясь на Мишу за то, что он на меня кричит.
― Леся, повернись ко мне, я с тобой разговариваю.
― Проси прощения.
― Что?
― Что слышал. Я мать твоих детей, а ты смеешь на меня орать. Я не потерплю такого отношения к себе. Малышки не должны расти в страхе и тем более, видеть, как отец унижает их мать.
За спиной послышался тяжелый вздох.
― Лесь, я не унижаю тебя.
― Отстань. Хам, грубиян и нахал.
― Лееесь.
― Иди к своим друзьям, пивка попей, а я тут сама справлюсь. Подумаешь, поддержу себя и пожелаю.
― Ну охрененно, поздравляю! Тебе удалось сделать так, чтобы я чувствовал себя виноватым.
Я коварно улыбнулась, и тихо вздохнула.
― А че тут чувствовать? Это ты на меня орешь. Вместо того, чтобы обнять и поцемать.
― Леся.
― Что, Федот?
― Прекрати.
― Уйди противный. Сама себя обниму.
В следующую секунду почувствовала, как прогнулась кровать, и тут же меня утащили в крепкие мужские объятия. Ммм… как же мне этого хотелось.
Я знала, что я идиотка. То, чего так боялась, увы, свершилось. Я без молока и чувствую себя полной дурой.
Не сдержавшись, в ответ обняла Мишу и прикрыла глаза. Стало немного легче.
― Лесочка, ты меня до инфаркта доведешь.
― Прости меня. Я знаю, что поступила глупо. Мне нужно было думать о малышках, а я…
― Расскажешь, что случилось? ― оборвал он меня на полуслове.
Я отодвинулась немного и заглянула Мише в глаза.
Медленно покачала головой прикусив губу.
― А по попе?
― Я лучше покажу тебе, ладно?
― Ладно. Нужно идти?
― Да. Это в другом крыле.
Миша помог мне подняться с кровати. Я обула тапочки, и заручившись поддержкой любимого, вышла из палаты. Миша взял меня под руку, и я повела его в другое крыло. Нервничала, но облегченно выдохнула, когда услышала за необходимой дверью тишину. Заглянула в палату через стекло и убедившись, что малышка спит в кроватке, тихо открыла дверь.
Мы вместе подошли к ребенку.
― Она очень сильно плакала. А когда я взяла ее на руки, она тут же успокоилась, словно почувствовала тепло.
― Ты уверена, что здесь можно находиться?
Я в ответ пожала плечами.
― Когда я вернула ее в кроватку, она снова заплакала.
― Лесь, у девочки есть мама и мы вряд ли должны здесь находиться.
― Миш, у нее врожденный порок сердца, ― я почувствовала, как он напрягся, и крепче сжал руку на моем локте. К горлу снова подступили слезы.
― Она же будет жить?
Я повернулась к нему, и положив ладони на его грудь, произнесла глотая слезы:
― Будет. Если мы ее заберем.
― Лесь, послушай.
― Она отказник, Миш. Понимаешь, о чем я?
― Она погибнет?
― С большой вероятностью. Вряд ли государство обеспечит ей лечение и операции.
Я не сдержалась и заплакала. По щекам покатились слезы, а Миша вдруг резко прижал меня к своей груди, позволив выплакаться и выпустить на волю свои эмоции. Я знала, я понимала, что не должна здесь находиться, но не могла. Мне казалось, если я брошу девочку, то совершу самую огромную ошибку в своей жизни.
