Теренций подумал, что это ужасно — быть отчисленным из Темной школы. Ведь талант темного мага непременно требует обучения и дисциплины. Из неучей вырастают очень плохие темные властелины, которые попадаются на мелочах, к примеру, на выкладывании своих мрачных планов плохо привязанным пленникам.
Ученье, таким образом, хоть и свет, а важна даже для темных. Вот и мама так говорит.
Теренций захлопнул дневник, запечатал его чарами, чтобы никто невзначай ничего там не прочел, и сказал:
— Пойду узнаю, что там такое.
— В директорский кабинет пойдешь? — опешил Эш. — Это последнее место, куда студенты идут добровольно!
— Будем считать, что я пошел поздороваться с воспитанницами.
— Ооо, — протянул Эш, — а там есть хорошенькие?
— Мне кажется, они все одинаковые, — сказал Теренций, — ну то есть у них разного цвета волосы, но в целом… Девочки, они и есть девочки. Миленькие.
Это он так на всякий случай сказал, чтобы его невзначай не заподозрили, что ему нравятся какие-то там благовоспитанные колдуньи. В Темной школе свои девчонки есть, не поймут.
У кабинета господина Криспиана оказалось не так уж мало народу.
Тут стоял, подпирая плечом дверь, господин Айвори в черном халате с золотыми шнурами и в выглядывающих из-под него домашних брюках и тапочках. А у стеночки рядком выстроились несколько студентов и студенток, пытающихся сделать вид, что они просто так тут стоят, а вовсе не пытаются применить всевозможные подслушивающие чары.
— О, Теренций, Леланд, привет! — оживилось при виде Эша и Теренция сразу несколько человек. — А господин Айвори сказал, что кто сумеет подслушать, что происходит в директорском кабинете, получит зачет автоматом.
— Который зачет? — деловито спросил Эш.
— Так по шпионскому делу!
— Эээ, — сказал Теренций, — но ведь курс по шпионскому делу ведет госпожа Эмрика.
Тут господин Айвори принялся подмигивать, но Теренция уже было не остановить.
— Так как же он может поставить зачет?
— Ну вот, — огорчился боевой маг, — вы испортили мне развлечение, Геллен!
Ванильный некромант пожал плечами.
— А что происходит? — спросил он.
— Эсмиральдоч… Барышня Сланге поймала настоящего шпиона, — сообщил господин Айвори.
— Вот чуяло мое сердце, что надо было еще раз проверить списки! — послышалось из кабинета.
— Госпожа Маркура сердится, — сказал господин Айвори. — Когда она сердится, это бывает даже немного опасно. Она умеет швыряться молниями и поджигать всякие-разные вещи. Все потому, что она магистра и черной, и белой магии.
Теренций с уважением сказал:
— Да, выдающаяся дама! А что там про Эсмиральдочку? To есть про барышню Сланге?
Но Айвори только пожал плечами.
— Сам не знаю, — сказал он. — Меня вытащили из уютного семейного гнезда уже после того, как Эсмиральда изловила шпиона. Как мне думается, вы, студент Геллен, сумеете узнать все гораздо раньше, чем я — если, конечно, сможете встретиться нынче с юными пансионатками.
Если раньше над Теренцием еще кто-то посмеивался, что он дружит с колдуньями из «девчачьего пансиона», то теперь посмотрели с уважением.
— Это я-то наседка для девочек? — раздался вдруг окрик из кабинета директора.
— Да как вы можете, господин Криспиан!
А затем, едва не уронив господина Айвори, дверь кабинета упала. Внутри обнаружился господин Криспиан, вытиравший лицо платочком с инициалами Л.М., Лесс Кроу, бледный и скованный заклятиями, и госпожа Маркура. Вернее, она уже не была внутри, а, шурша юбками, вышла в коридор, достала из ножен на спине изящный кружевной зонтик и раскрыла его. Подтолкнула вверх — зонтик на секунду завис в воздухе! — и вдруг исчезла. Зонтик еще чуть-чуть покачался перед изумленными студентами и только потом пропал.
— Чудеса, — сказал Леланд Эш, поднимаясь на цыпочки, чтобы заглянуть в кабинет и убедиться, что пансионаток там уже нет. — Вот, значит, как эти их зонтики работают!
Теренций вспомнил, как оказался под зонтиком вместе с Эсмиральдой и кивнул.
— Это удивительное изобретение. Но отчего так разозлилась госпожа Маркура?
Господин Криспиан всплеснул руками, и дверь закрылась.
— Расходимся, — сказал Айвори. — Кажется, на сегодня представление закончилось.
— Но что с Кроу? — выкрикнул кто-то из студентов. — Это все-таки наш товарищ!
— К тому же он обещал мне дать списать домашнюю работу по зельеварению, — разочарованно добавил другой студент.
— Придется списывать у кого-то другого, — заключил боевой маг. — Все, друзья мои, желаю всем хорошего вечера.
Студенты еще немного постояли, делясь впечатлениями, но никто не спешил рассказать им подробности. Поэтому потихоньку все разошлись по своим делам.
Теренций и Эш вышли из главного корпуса подышать свежим воздухом перед сном.
— Все это очень загадочно, — сказал Ванильный Некромант.
— Угу, — кивнул Эш. — Интересно, что скажет твоя мама? Ведь это ее забота — охранять могилу ведьмы до выяснения обстоятельств.
Теренций мог лишь пожать плечами.
— Если там что-то сломалось, она будет в ярости, — сказал он. — А интересно… госпожа Маркура проверила, не сломалось ли, в самом деле?
Глава 45. Любовь и морковь
— Ух, — сказала Карина и помотала головой.
Ей казалось, что после всего произошедшего у нее внутри все мысли поперемешались!
— Ух, — задумчиво сказала Генриетта. — У меня от всего этого мурашки размером с таракана каждая. Мыслимое ли дело, барышни, чтобы кто-то из учеников вот так мог поступить? Ведь есть же правила!
Но хуже всего было Эсми. Шарлотта с Юлианной обнимали и поддерживали девочку с двух сторон, напоили Карининым успокоительным чаем, а потом увели умываться. Джемма осталась пока в спальне девочек. Она сидела на Юлианниной кровати и сосредоточенно грызла прядь светлых волос.
— Но они же ЦЕЛОВАЛИСЬ, — наконец, сказала она. — Целовались по- взаправдашнему! Выходит, этот Кроу, он что — предал Эсмиральдочку?!
Карина вздохнула.
— Джеммочка, он всю свою Темную школу предал. И вообще всех колдуний, магов и волшебников в мире.
— Он с ними под ручку не гулял и целоваться не пытался, — заявила Джемма. — Он большинство из этих магов и волшебников и не видал никого!
И бесполезно было объяснять девочке, что Лесс Кроу виноват не только перед Эсмиральдой. Джемма упрямо гнула свое: предал он в первую очередь именно Эсми.
— Я вообще считаю, что в тринадцать-четырнадцать лет еще рано думать о любви и уж тем более целоваться, — сообщила Генриетта. — Я вот вообще никогда влюбляться не буду, по крайней мере, лет до шестнадцати. Сначала лучше пансион закончить, желательно, конечно, на отлично, а уж потом все эти глупости делать: встречаться, держаться за ручки, целоваться и так далее.
