Я растерялась и не знала что сказать.
– Да вы не пугайтесь, – продолжала бабушка. – Есть я и вроде он неплохим вырос-то?
– Очень хорошим, – тихо сказала я, и бабушка засмеялась.
– Ну и славно. А у вас кто родители?
– У меня мама художница, – тут я запнулась и хотела поставить жирную точку, но по привычке вышла какая-то запятая.
– И врач. Но они в разводе.
– Как интересно! А ваш отец врач какой специализации?
А вдруг мы поженимся и на свадьбе все вскроется? Я не умела врать, поэтому начала густо краснеть. Почему у меня все не как у людей?
– У меня нет отца, – сказала я. – У меня две матери. Одна художница, другая – гинеколог. Возникла пауза, я слышала, как звенит пружинка в лампочке. Холодильник тяжело вздохнул и загудел. Бабушка взяла прихваткой заварочный чайник.
– Понятно, – сказала бабушка. – Что ж, двое лучше, чем никого, как бы там ни было.
Я кивнула, уронив глаза в пол.
Тут на кухню вошел Леня.
– Чай свежий заварила, – сказала бабушка. – Садись. Мы тут с девушкой твоей поболтали немного.
– Она не моя девушка, – сказал Леня, выбирая в коробке эклер. – А моя, можно сказать, самая способная ученица. Да ведь, Женьк?
Лучше бы потолок сейчас упал мне прямо на голову.
Лучше бы цунами смыло меня в океан.
Лучше бы пол пошел трещинами и я провалилась к соседям на разогретую сковородку.
Три тысячи чертей выломали дверь в мой стеклянный зверинец.
– Да, – сказала я.
Покорность – мое лучшее качество.
Глава 25
Старый Новый Год
На часах три часа ночи, и я снова онлайн. Сижу на кухне в трусах и майке, проверяю, онлайн ли Леня. Но нет, он спит.
Как будто нет других вариантов. Но о них я думать не хочу.
Сегодня мы с Алей напились. Она стащила у отца из бара водку, и мы мешали ее то с колой, то с вишневым соком. Потом меня тошнило.
Мама в мастерской – у нее скоро выставка.
Вере я отзвонилась, пока еще трезвая была. У меня все продумано.
Передо мной стакан выдохшейся минералки, во мне – сердцебиение, несколько слоеных обид и жалость к себе. Еще во мне картошка «Айдахо» и непонимание. Еще во мне – отчуждение и слабость. Еще во мне – слова.
Море слов.
Знаете ли вы, что более 60 % людей на Земле живут в 20 минутах ходьбы от большой воды?
– Что будет потом? – кричу я Але, которая пытается заснуть в моей комнате. – Когда я признаюсь.
– Море, – отзывается Аля. – Это красиво.
Море слез? Море тепла? Море грусти? Море безумия?
Море безразличия.
«Это он мокрый от слез».
Новый год все же очень близко. С кем он проведет новогоднюю ночь?
Снова вспоминаю вчерашний вечер и его слова.
Кто забыл, что ему не ответят взаимностью? Кто боится признаться в этом себе? Кто думает, что достоин любви?
Я.
«Вы самое слабое звено, прощайте».
Говорят, вода успокаивает. Если вам плохо – выпейте воды, – так написано в глянцевых журналах из приемной Веры.
Если нервничаете – выпейте воды.
Если вас предали – выпейте воды.
Если вас не любят – выпейте воды.
Если у вас нет воды – убейте себя.
Я иду в комнату и по пути подцепляю с полки книжку в твердом переплете. В темноте я не вижу, что это, но у нее тканевый корешок с зазубринами букв. В детстве у нас с Алей была игра: мы открывали случайную книгу на случайной странице и рассказывали друг другу истории, которых никогда не было. Мы сочиняли их на ходу, делая вид, что читаем об этом в книжке, которая никогда не была нам интереснее, чем мы сами, создающие мир.
– Почитать тебе? – спросила я, усевшись возле кровати.
– Поспать ты мне не дашь, так что валяй, – согласилась она.
– Слушай. «Главный герой, пусть его зовут Жан Монье, 34-летний менеджер по продажам мелкой бытовой техники, сидит в своей съемной хате на 15-м этаже многоквартирного дома на окраине Фарго».
– Похудожественнее давай! – вставляет Аля и поднимается, чтобы покурить.
– «Его девушка бросила его ради богатого маклера из Нью-Йорка, потому что тот купил ей «Лабутены» и охуительные штаны, а также повез на выставку Ван Гога в Амстердам, которая проходила не в музее Ван Гога, а в пластиковом шалмане и была ее виртуализированной проекцией».
– Постмодерн! – комментирует Аля.
– «Жан Монье, имея французские корни, предавался известной французской рефлексии, не хотел работать, искал себя и ходил на курсы коучеров-эзотериков».
Аля смеется, а я продолжаю:
– «Однажды, блуждая в бессоннице по просторам Фейсбука, Жан наткнулся на таргетированный рекламный блок, который обещал ему избавление от всего гнетущего и счастье в новом дне. Жан решил, что лучше выключит компьютер и немного посмотрит порно. Он уже придвинул салфетки поближе к дивану, и тут увидел, что с салфеток на него смотрит красивая милая девушка, и внезапно осознал, как одинок».
– Пощади! – Аля хрюкала от смеха.
– «Тогда Жан снова открыл крышку ноутбука в надежде, что рекламный блок еще не смыло десятками статусов его воображаемых друзей. Реклама никуда не делась. В сообщении говорилось, что где-то, не то в России, не то в Украине, в общем, на берегу Черного моря, открыли отель под названием «Мартек». Ходили слухи, что много лет назад туда приезжали пионеры из всех возможных стран, а однажды там появился маньяк с горном, который по ночам выходил из леса и выл волком. Несмотря на такое сомнительное прошлое, сегодня «Мартек» предлагал спа-процедуры, полное избавление от геморроя, индивидуальные программы для похудания, бар, бильярд, боулинг и все такое. Причем бесплатно. Создатели «Мартека» взамен за свои многочисленные услуги просили только одно – душу Жана Монье или любого другого постояльца».
– Я б поехала, – шепчет Аля.
– «У меня и так уже нет никакой души и ничего за душой», – прикинул Жан и начал собирать рюкзак «РедФокс». Он взял ноут, айфон, зарядное устройство, портативное зарядное устройство, дополнительную батарею для зарядного устройства, переходник для международных розеток…»
– Ты издеваешься?
– Ладно! «Пять одноразовых станков «Жиллет», две майки, три пары трусов, утепленную жилетку «Юникло» и клетчатую рубашку на случай какой-нибудь важной встречи. В Крыму оказалось тепло и влажно, и, хотя был некупальный сезон, многие сидели по одному или по двое на лежаках и пытались сфотографировать на телефон ускользающий за розовую линию горизонта закат».
