Касси, не веря своим глазам, бросилась к бесстрашно бегущему в сторону дома дорра Феана Протею, подхватила его на руки, прижала к груди. Как же она по нему скучала! По родному запаху, по мягким кудрям, по не по-детски сильным рукам, в одной из которых был сейчас зажат переломленный цветок. Протей, позволив сестре обнять себя, важно протянул ей свой подарок, и Касси не удержалась.
— Пожалуйста, пусть Протей слышит! — от всей души выдохнула она и зажмурилась, отчаянно желая, чтобы ее просьба достигла ушей Энды. А когда открыла глаза, обнаружила на лице брата совершеннейшее потрясение. Он крутил головой, не понимая, впервые в жизни оказавшись среди звуков, не зная, откуда те взялись и что со всеми ними делать, а Касси снова заключила его в объятия и засыпала словами благодарности и его — за подарок, и Создателей — за совершенное чудо. И почему она раньше об этом не подумала? Сразу у Энды за брата не попросила? Ах да, надеялась на Эйкке и отцовское благоразумие. И то и другое ее подвело. Знал ли об этом Энда, когда советовал ей придержать желании? Наверняка знал. И терпеливо ждал Кассиного осознания.
Протей открывал рот, но ни одного связного звука произнести пока не мог. Наверное, он очень многое хотел спросить. Например, почему сестра так грустна в свой праздник? Почему она больше не живет с ним? Почему рядом с ней нет того странного парня, что подарил ей первые цветы, а потом спас от разбойников? Но у Касси все равно не было ответов на эти вопросы, а потому, несколько раз пообещав брату, что они очень скоро снова встретятся, она отвела его домой, а сама вернулся в дом Ксандра. Там дори Иола устроила настоящий праздничный ужин в честь именинницы и вряд ли могла ждать от той благодарности в виде подсыпанного в вино снотворного. Не такого сильного, конечно, как применял Тидей, чтобы вызволить из тюрьмы драконышей, но вполне достаточного, чтобы хозяева уснули крепким здоровым сном и не смогли помешать Кассандре покинуть их уютное и ставшее почти что родным жилище.
Касси оставила письмо, в котором просила прощения за свой поступок и умоляла не волноваться за нее, обещая написать сразу, как только доберется до мамы. Пару минут оглядывала комнату, ставшую ей за месяц почти родным домом и давя не вовремя всколыхнувшиеся угрызения совести. Слишком поздно отступать. А ждать Касси больше не могла: глупая неумирающая надежда на возвращение Эйкке отнимала все силы и убивала желание жить. Слишком тяжело было терять его снова и снова, с каждым заходом солнца, с каждым окончившимся одиноким днем. Все в Авге напоминало о нем, и Касси жаждала избавиться от этого наваждения, чтобы хоть как-то собрать себя и найти волю существовать дальше. И длинное, полное опасностей путешествие, пожалуй, было лучшим способом, чтобы немного прийти в себя.
Касси решительно перекинула через плечо походную сумку и незаметно вышла из дома. Против воли бросила в небо еще один взгляд, но там были лишь звезды и не было драконьего силуэта. Касси проглотила вставший в горле ком и глубоко вздохнула. На центральной площади занялись боем часы, каждым ударом добивая надежду и болью отдаваясь в груди. Двенадцатого удара Касси дожидаться не стала. Закрыла за собой калитку и поспешила к главным авгинским воротам.
Глава LIII
Эйкке ничего не интересовало и ничего не радовало. Он вернулся к драконам, а чувствовал себя чужим и не мог найти себе места. Даже драконья броня казалась тесной, а тело — слишком большим и неповоротливым. Лишь крылья немного спасали, помогая в небе выплескивать накопившуюся внутри ярость, но стоило только спуститься на землю, как хотелось тут же скинуть эту личину, обернуться человеком, увидеть вокруг себя других людей и выхватить взглядом в безразличной толпе единственно нужные бирюзовые глаза…
Наваждение!
Эйкке был уверен, что на Драконьем острове обретет покой. Он всегда его здесь обретал, обожая веселиться в лазурной воде, вызывать на поединок одичавшие волны, а потом падать в прибрежный белый песок и греться под горячим южным солнцем. Лучшего места для беззаботного существования просто не существовало. Огромный затерянный в море архипелаг, достаточно просторный для пяти тысяч ящеров, на который не ступала нога человека. Боги ли отводили их племя от этого места или люди просто не способны были преодолеть окружающие остров препятствия, тем не менее он был этаким драконьим оазисом, где, подобно Долине зимой, все должны быть довольны и счастливы.
Все, кроме Эйкке.
Напрасно он надеялся укрыться здесь от своего поражения и зализать сердечные раны. Кажется, это было просто невозможно.
Эйкке пролетел восемь часов без перерыва и, достигнув заветного берега, упал на песок совсем без сил. Сколько так провалялся, не имел представления, да и не считал нужным выяснять. Когда наконец сумел заставить себя открыть глаза, увидел перед собой бескрайнюю полосу бирюзового моря — и пожалел, что дотянул до суши. Лучше бы свалился замертво в воду и навсегда избавился от этого цвета.
Цвета Кассиных глаз.
И не было никакой возможности от него укрыться.
Эйкке трусливо забился в самую глубь острова — но там его пытало своей бирюзой высокое небо, в одночасье ставшее врагом, а не соратником. Эйкке не хотел вспоминать, но у него не было выбора. Кто-то свыше все решил за него.
Ведь все было понятно с самого начала.
Ксандр — друг детства. Умный, надежный, заботливый, невозмутимый, равный. Готовый на все ради Касси. И Эйкке — недодракон, при первом же знакомстве напавший на ее брата. Грубый, необразованный, криводушный, вспыльчивый, не заслуживающий доверия. Постоянно затаскивающий Касси в разные неприятности и не знающий, как из них выпутаться. С чего он взял, что из них двоих Касси может выбрать его, а не Ксандра? Целовалась? Так пожалела в очередной раз. Или захотела узнать, какие с драконом ощущения — больше, чай, такой возможности не представится. Если дорр Леонидис дал свое согласие на свадьбу, значит, до своего отъезда еще? То-то Ксандр не волновался особо на счет Эйкке: знал, кому принадлежит дорини Кассандра, и был совершенно прав.
В эту схему никак не укладывались те опасности, что Касси преодолела, чтобы раздобыть для драконов противоядие, но Эйкке не желал об этом думать. Теперь, когда он знал, что Касси с Ксандром собираются сыграть свадьбу, это не имело значения. Все на свете не имело значения! И Эйкке презирал себя за эту слабость, но не представлял, как с ней бороться.
Он никогда раньше не влюблялся. Интересовался, конечно, девчонками, из-за одной даже в плен-то и попал, но это всегда было какой-то игрой. Сегодня одна, завтра другая: среди юных дракониц имелся большой выбор, и Эйкке не унывал, если что-то не удавалось, и не возносился в небо от своих побед.
Не то что с Касси.
Игры закончились. Вмиг стал не нужен никто другой. Любая ее обида оседала на сердце многотонным грузом. Любая ее улыбка вызывала в душе какой-то шальной восторг и неукротимое желание прыгнуть выше головы, только чтобы вновь заслужить ее ободрение. А уж поцелуи…
Эйкке запрещал себе о них думать, но что проку? Проще было солнцу запретить вставать и надеяться, что оно послушается. Раз за разом Эйкке ловил себя на том, что разнежился, опять переживая те украденные у судьбы ощущения. Он не имел на них права, особенно теперь, зная, что они должны принадлежать другому, но все так же малодушно не хотел отказываться. Наверное, когда-нибудь он будет смеяться над этой своей слабостью, но сейчас нуждался в них как ни в чем другом. Даже воздух был не так нужен, как эти воспоминания. Без воздуха он бы просто перестал существовать. А без Касси вынужден был жить и тянуть свою лямку.
