— Почему?.. — только и шептала Касси, снова и снова вглядываясь в расплывающиеся буквы и не в силах даже облечь свой вопрос в какую-либо форму. Что она хотела знать? Почему мама сбежала? Потому что ей опостылел муж и она встретила другого мужчину. Почему не взяла с собой Касси? Потому что по закону несовершеннолетние дети, рожденные в браке, принадлежали отцу, а нарушительницы подвергались преследованию вплоть до смертной казни. Почему не написала ей, не объяснила все сразу, не дала понять, что Касси вовсе не бесполезная и ненужная вещь, от которой можно легко избавиться при первой же возможности? Кажется, это сейчас было самым главным? Эгоистичная мысль о собственной важности? Или просто тоска по маминому теплу, по маминой заботе, по маминой любви, которая всегда была так нужна и без которой жить порой просто не хотелось? Мама сделала свой выбор, и ее слова ничего не меняли, вот в чем была самая большая беда. И вот из-за чего сейчас так страдала Касси.
— Вероятно, дори Дафния надеялась, что ты заглянешь в ваш тайник и найдешь ее записку сразу, как только вернешься от бабушки, — предположил Ксандр, уже использовавший все доступные ему способы для утешения подруги и теперь, судя по удрученному голосу, рассчитывающий только на чудо. А вот Касси и на него больше не надеялась.
— Зачем? — срывающимся голосом спросила она. — Очистить совесть? Поставить точку, чтобы начать с чистого листа и строить новую жизнь без оглядки на былые грехи?
— Чтобы ты знала, что она помнит о тебе, — пожал плечами Ксандр. — И не считала, что тебя бросили и что ты ей не нужна.
— Но я ей не нужна! — с силой выкрикнула Касси — куда-то в темноту опустившегося на улицы Авги вечера. Она выбежала из дома на улицу, потому что ей не хватало воздуха и потому что она не желала, чтобы свидетелями ее слабости стали слуги или, хуже того, мачеха. Добралась до ближайшего пустыря, обняла столь же одинокий, как и она, фонарь и разрыдалась. Как оставшийся подчищать следы их пребывания в Ниобеиной спальне Ксандр разыскал ее здесь, Касси даже не представляла и предпочла бы, чтобы ему это не удалось. Тогда не пришлось бы выслушивать неловкие попытки утешения, лишь еще сильнее растравляющие в ее душе жалость к себе, объяснять прописные истины и рвать сердце, снова и снова убеждаясь в верности своего несчастья. Не нужна. И с этим надо смириться. — Она завела себе любовника, зная, чем все это может закончиться! Она выбрала его, а не меня, понимаешь, Ксандр? Так какая разница, что я буду о ней думать? Она об этом даже не узнает!
Он вздохнул, очевидно понимая, что застрял здесь надолго.
— А если она просто полюбила, Касси? — мягко сказал он. — Так полюбила, что не смогла противиться чувствам? Поддалась зову сердца? Не ты ли приводила мне такую причину как единственно правильную для выбора спутника жизни не далее как два дня назад? А сама, получается, осуждаешь мать за то, что она оказалась солидарна с тобой в этом решении?
Касси промолчала. Ксандр, конечно, говорил очень правильные слова, и, наверное, ей стоило прислушаться к ним, если она не хотела совсем раскиснуть и потом объясняться с мачехой, на ходу придумывая удобоусвояемые оправдания, вот только то же самое сердце, на которое ссылался Ксандр, требовало совсем других слов.
— Она выбрала его, а не меня, — повторила Касси самое большое свое разочарование и бессильно опустила руки, уперевшись в фонарный столб лбом. Холодный металл неприятно обжег кожу, однако вздрогнула Касси вовсе не из-за этого, а от уже знакомого звучного голоса:
— Прокляни ее еще за это! — посоветовал он — и следом сам обладатель голоса Эктор появился из темноты. Воспользовавшись общим замешательством, он подошел к Касси, вытащил у нее из руки мамину записку и быстро скользнул по ней взглядом. Касси вздрогнула еще раз — теперь от возмущения — и выдернула у него письмо. Ксандр схватил наглеца за грудки, очевидно намереваясь поучить его хорошим манерам, но Эктор словно ожидал этого. Каким-то неуловимым движением перехватил одну руку Ксандра и так завернул ее ему за спину, что Ксандр вскрикнул. Касси охнула и сама подступила к Эктору.
— Ты что себе позволяешь?!
— Хочу понять, из-за чего весь сыр-бор, — без тени смущения заявил он. — Но, признаться, только запутался. Тебе мать пишет, что любит. А ты не веришь ей, что ли?
Касси устало вздохнула. Начинать все сначала ей совсем не хотелось. Да и не собиралась она открывать душу едва знакомому взломщику.
— Отпусти Ксандра! — приказала она. — И не притворяйся, что не слышал! Или какая-то важная часть разговора ускользнула от твоего внимания?
Эктор хмыкнул и разжал руку. Хлопнул Ксандра по плечу раньше, чем тот успел распрямиться.
— Извини! — неожиданно искренне попросил он. — Всего пару слов — и продолжим петушиться. Не возражаешь?
Касси была уверена, что Ксандр не только станет возражать, но и немедля повторит попытку проучить нахала. Однако он только тряхнул головой и, как будто усмехнувшись, посторонился. Эктор снова посмотрел на Касси.
— Важная часть, должен тебя огорчить, ускользнула как раз от тебя, — сообщил он. — У тебя есть две версии одного и того же события, а ты веришь совсем не той, какой следовало бы.
Касси удивленно хлопнула ресницами, пытаясь осознать, что он сказал. Эктор махнул здоровой рукой.
— Слушай, ну если бы я выбирал между тем, что мне кто-то наплел, и тем, что я вижу собственными глазами, ясен пень, что я выбрал бы второе! Мать написала тебе, что любит! Что ждет с тобой встречи! Какое, Энда побери, имеет значение, какими сказками кормили тебя до этого?
Касси судорожно вдохнула. Впервые за почти пять лет в ее душе пробудилась настоящая надежда. Робкая, неуверенная, но как будто единственно верная — и такая желанная. Могло ли быть?..
— Но она же… исчезла… — не зная, чему верить, пролепетала Касси. — И с тех пор… ни одной весточки… столько времени… Почему?!..
Эктор повел плечами.
— А вот это как раз тот вопрос, на который ты должна найти ответ, — заявил он. — Тогда, может, все остальные отпадут у тебя сами собой.
Касси стиснула записку в руках и прижала их к груди. Сердце застучало так, как не стучало с тех самых жестоких слов из уст няньки, которыми та прокляла дори Дафнию. Касси тогда приняла их за безоговорочную истину, забыв о том, что маме никогда не нравилась эта женщина. Отец принял няньку месяца за четыре до всей этой истории, и мама никак не могла понять, для чего столь взрослой дочери, как Касси, вдруг понадобилась надсмотрщица. Отец, однако, был непреклонен, утверждая, что во всех богатых домах у детей есть няни, потому как заниматься воспитанием для дори неприемлемо и даже позорно. Мама не стала спорить, однако свои былые обязанности на няньку не переложила, с удовольствием продолжая общаться с Касси и быть ей самым близким другом. Нянька возмущалась и жаловалась хозяину, но маму куда больше интересовали желания дочери, нежели чужой навязанной женщины. Могла ли нянька после такого обращения оболгать свою госпожу?
И почти отвратить от нее дочь?
