— Они же дети! — выдохнула она. Эйкке повел плечами.
— Дети драконов, — напомнил он, и Касси вдруг заплакала еще отчаяннее. Выбралась на поверхность земли, пробежала несколько шагов, будто не желая оставаться рядом с Эйкке, но потом остановилась, сгорбилась, закрыла лицо руками…
A Эйкке замер, так и не добравшись до конца лестницы, пытаясь понять, что происходит с Кассандрой и как ему на это реагировать.
Он следил за каждым ее движением с той самой секунды, как открыл окошко на ведущей в темницу двери. Должен был увидеть, как Касси воспримет подобное зрелище. Отшатнется брезгливо или загорится ненавистью к врагам? А может, и вовсе обрадуется их неволе: уж больно яростно она возражала ему, когда он пытался объяснить, что драконы такие же люди, как она. Готовился отпор давать, а сам до дрожи боялся услышать из ее уст какую-нибудь непростительную жестокость и разочароваться навсегда. Уж больно обогрела однажды Кассандра. Стала вторым человеком, которому он доверился всей душой. И лишиться этого ощущения было действительно страшно.
Когда брови ее сошлись у переносицы, а на лице появилось выражение омерзения, у Эйкке внутри все подернулось холодом. Но следом ее губы задрожали, а глаза заблестели, переполненные слезами, и Эйкке смешался, не решаясь поверить. Могла ли она плакать из-за драконов? Вид несчастных пленников способен был разжалобить даже камень, а Касси вроде бы не отличалась жестокосердием. Но понимала ли она, кого жалеет? Или решила, что это обычные дети?
Эйкке последовал за ней, так и не получив ответа на этот вопрос. А сейчас смотрел на Касси, не способную успокоиться и словно бы оплакивающую загубленные драконьи судьбы, и ощущал, как отогревается сердце, успокоенное ее неравнодушием. Значит, правильно он ее почувствовал. И не было в Кассином сердце настоящей беспощадности, лишь внушенное людьми заблуждение. И жалела она его собратьев искренне, не думая, есть ли у них вторая ипостась, и страдала за них, и не понимала, как ей теперь всю эту мерзость принять и с ней жить.
И Эйкке не устоял.
Каждая ее слезинка жгла его не хуже каленого железа, с которым Эйкке в свое время успел познакомиться. Может, и не нужна ей была эта истина, которую он вылил на нее без всякого сочувствия? Мало ей разве своих горестей в жизни? Мачеха вон ловушки на неродную дочь ставит, отец маму ее изжил, брат больной на руках, а Эйкке еще сверху добавил. Привык за правду бороться. Легче ему стало, что Касси правду узнала? Хотел ли он, чтобы та так ее терзала, как случилось на самом деле? Да нет, конечно! Всю боль бы ее забрал, если бы только мог. А вместо этого лишь стоял за ее спиной, не решаясь сделать последний шаг, сжимал кулаки и не находил ни единого нужного слова, чтобы хоть как-то исправить ситуацию.
— Касси…
Она задрожала еще сильнее, и время благоразумия закончилось. Эйкке подался вперед, развернул ее — безвольную и обессилевшую — к себе и крепко прижал к груди. Будь что будет — но хоть как-то он должен был ее поддержать! Утешить, ободрить. Уверить, что не ее это беда и что не должна она так изводить себя из-за его ребят. Лишь бы она дала ему эту возможность. А не оттолкнула, припечатав былой ненавистью. Тем более что ее-то Эйкке, пожалуй, действительно заслужил.
— Не плачь, — хрипло попросил он, посылая в свой адрес мысленные проклятия и за взбунтовавшееся сердце, и за забурлившую в жилах кровь. Ну да, не приходилось ему еще девчонок обнимать и не знал он, что глупое тело вот так отзовется. Но Кассино дыхание у его шеи пробуждало внутри совершенно бессмысленные и невозможные желания, а аромат ее волос сбивал с последних связных мыслей. — Касси, пожалуйста, я не хотел… Я не думал, что ты так все это воспримешь. Оправдался, называется…
Он мотнула головой, но освободиться даже не попыталась.
— Так нельзя… — срывающимся голосом прошептала она. — Дети… Они совсем еще дети, Эйкке… Они же ничего… Они не могли…
Он промолчал, не зная, что ей на это ответить. Собственно, и так все было ясно. Да, не могли. Да, дети. Да, так нельзя, и Эйкке с радостью увидел бы на месте собратьев их тюремщиков. Но пока не имел возможности даже вернуть своим ребятам свободу. Только очень старался.
— Ты ради них, да, Эйкке? — без слов поняла его Касси, чуть успокоившись в надежных объятиях. От Эйкке исходило ощущение уверенности и какой-то всепреодолевающей силы, и Касси ни секунды не сомневалась в том, что угадала. Эйкке своих не бросит. Он даже ее не бросил, хотя уж она-то со своим предубеждением против ящеров никак его участия не заслуживала. — Ищешь кровь перламутрового дракона? Чтобы они могли оборотиться и улететь?
— Вернуться домой, — зачем-то поправил он, в который раз порадовавшись Кассиной разумности. Быстро она сложила все имеющиеся у нее сведения и сделала верные выводы. Эйкке мог быть благодарен: боги подобрали для него весьма неглупую девицу. Искушать — так по полной. — До следующего боя есть время. Если успею, сохраню их жизни.
— Обязательно успеешь! — как можно категоричнее произнесла Касси. — Ты же теперь знаешь, что нужно. И Ксандр поможет, особенно если узнает… А дорини Селена приготовит…
Пожалуй, имя Ксандра было последним, что Эйкке хотел бы услышать, держа Касси в объятиях. А вот она не испытывала подобно же смятения. Впрочем, по- хорошему она вообще должна была бы отпрянуть от него при первом же прикосновении, чтобы она не набросился на нее в выдуманной ярости и не убил, как полагалось враждебному существу. Или она так и не уразумела, что он дракон?
Болван!
— Касси… Я ведь не просто так стремлюсь помочь ребятам…
Она замерла и чуть отодвинулась. Глаза у нее снова застекленели, и Эйкке разжал объятия, готовясь к худшему.
Глава XXV
— Ты дракон, да, Эйкке? — как-то слишком ровно и словно бы приговором произнесла Касси, и он кивнул, с трудом заставляя себя ответить на ее вопрос:
— Ну да…
Напрягся, ожидая ее ужаса и новой убивающей ненависти в бирюзовых глазах.
Но Касси даже не пошевелилась. Так и стояла, уткнувшись мокрым лицом ему в плечо, и Эйкке снова осторожно коснулся ладонями ее спины.
— И ты тоже был… за решеткой… и на арене? — с чувствительным страхом спросила она. Эйкке незаметно поморщился.
— Ну да.
— И… — Касси вздрогнула, и он, не справившись с жалостью, снова крепко сомкнул руки, — дрался?.. Со своими?.. Обезумев под действием зелья?..
Более мерзкого ощущения беспомощности и отвращения к себе прежнему Эйкке еще не испытывал. И все же ответил честно: довольно уже было лжи. Пусть сама решает, что делать дальше.
— Ну да.
Как будто других слов в мире не существовало.
Касси мотнула головой и спряталась на его плече окончательно. Да еще и вцепилась в тунику так, словно пыталась удержать его возле себя и отвести беду. У Эйкке что-то стрельнуло внутри сильнейшей нежностью. Нашел, в ком сомневаться!
