— Играете по-крупному, Рид! Только вы поставили не на ту лошадку! Человека с вашими наклонностями Лизбет и близко к себе не подпустит!
Он едко надавил на слово «наклонностями», однако Энтони волновало совсем другое. Он смирился со своим прошлым, поняв, что без него не было бы и его настоящего. Но вряд ли это можно было бы объяснить и Лиз. И надеяться, что она проникнется.
Бастард и вор.
Это даже в суде звучало бы как приговор, чего уж требовать от леди, которая должна видеть в будущем муже по меньшей мере равного? А как Ходж мог подать порочащие соперника сведения, Энтони не надо было объяснять. Добро, если после этого мистер Уивер просто намекнет, что не желает больше видеть несостоявшегося зятя на своей земле, а не прикажет слугам вытолкать его в шею.
И все же Энтони собирался рискнуть.
— Вы единственный, Ходж, кому могло прийти в голову сравнить мисс Уивер с лошадью, — с легкой насмешкой заметил он. — Но раз уж вы решили открыть передо мной свою истинную сущность, отвечу вам тем же: откровенность за откровенность,
— Энтони сделал несколько шагов вперед, поднявшись на две ступеньки и оказавшись таким образом с соперником на одной высоте. — Я вовсе не дурачок, Ходж, кем, вероятно, вам кажусь, иначе вы трижды подумали бы, прежде чем становиться моим врагом. Мои преимущества перед вами и мои практически безграничные возможности заставить вас пожалеть не только о каждом произнесенном вами в мой адрес слове, но и о самой крохотной оскорбительной мысли очевидны всем, кроме вас, и единственное, что вас спасает от соразмерного ответа — это мое уважение к мистеру Уиверу и ваше родство с мисс Уивер. Мне не хотелось бы, чтобы они переживали из-за подобного вам ничтожества, но, поверьте, однажды мне может показаться, что им будет лучше без вас, и тогда, боюсь, никакое остроумие вас уже не спасет.
Мистер Ходж скрипнул зубами, но промолчал, лишь издевательски поклонившись и предложив противнику зайти в поместье. Будь Энтони менее опытен, он мог бы подумать, что победил, но холодный предупреждающий взгляд Ходжа обещал самую скорую месть, и Энтони мысленно поклялся быть осторожнее.
Однако это было не самым насущным делом, а потому он воспользовался вражеской уступкой и решительно распахнул дверь Ноблхоса. Не самый расторопный лакей тут же поспешил ему навстречу, предлагая расположиться в холле и подождать хозяина, который «уже не первый день ждет возвращения мистера Рида», и Энтони ничего не оставалось делать, как только подчиниться.
Эти несколько минут показались ему длиннее слушания. Он так и не заставил себя присесть, напряженно меряя комнату шагами и чувствуя, как нарастает паника. При всех случаях непонимания между ним и мистером Уивером лишиться его доверия было бы для Энтони серьезным ударом. Как минимум, потому, что он до сих пор не выполнил взятое на себя обязательство и не предъявил ему человека, пытавшегося столь безжалостно его подставить. А еще потому, что Томас Уивер был отцом ангела, и Энтони преклонялся перед ним едва ли меньше, чем перед Лиз.
В доме стола совершенно изматывающая тишина, в то время как Эмили вместе с Ребеккой должны были сеять шум и хаос, как это происходило в последние дни в Кловерхилле. Это еще сильнее нервировало, натягивая воздух до болезненного звона и отбивая секунды кузнечным молотом, и Энтони помимо воли вздрогнул, когда услышал за спиной голос хозяина Ноблхоса:
— Мистер Рид! Рад вас снова видеть!
Глава двадцать третья: Непонимание
Следом зазвучали извинения за то, что он напугал его своим появлением, но Энтони впитывал лишь приветливый и совсем не презрительный тон, свидетельствующий о том, что мистер Уивер придерживался совершенно иного, нежели его племянник, мнения о госте.
— Я… не вправе был ожидать от вас такой встречи, сэр, учитывая открывшиеся обстоятельства… — решил не откладывать дело в долгий ящик Энтони и с трудом поверил собственным ушам, когда мистер Уивер, сообразив, от кого гость мог об этом узнать, принялся просить прощения еще и за племянника.
— Эшли — идеалист! Он до сих пор делит мир исключительно на черное и белое, не приемля оттенков, и, как ребенок, чересчур рьяно кидается на защиту собственного мнения, — пытался оправдать его он, не зная, что никакой Ходж теперь не имел для Энтони значения. Если сам мистер Уивер с его отношением к чести сумел принять подобные недостатки и не увидел в них препятствия для дальнейшего общения, стоило ли растрачивать себя на неприязнь мелкого человека, пытающегося самоутвердиться за счет других?
— Не нужно беспокоиться из-за нашего с мистером Ходжем непонимания, — улыбнулся Энтони, не желая подвергать Томаса Уивера напрасным унижениям. — Я могу лишь поблагодарить вас за справедливое и великодушное сердце, в очередной раз оказавшее мне бесценную услугу.
Мистер Уивер махнул рукой.
— Оставьте, мистер Рид, вы давно доказали свое право считаться джентльменом и без моего скромного участия. Будь у вас потребность ступить на скользкую дорожку, вы сделали бы это вопреки любому наставничеству. Вы же выбрали противоположную сторону закона, несмотря на все трудности в достижении такой цели, тем самым искупив былые грехи и заслужив право быть судимым по нынешним поступкам. Поэтому что было, то прошло — позволим ему кануть в Лету и не будем изводиться из-за прошлого. Тем более что и в настоящем, если я правильно понимаю, у вас немало забот?
Энтони, позволив себе незаметно выдохнуть, кивнул. После общения с Ходжем он рассчитывал на куда более холодный прием и мог только возносить хвалу богу за то, что тот наполнил его жизнь столь необыкновенными людьми, как Томас Уивер и его семья.
Мистер Уивер между тем пригласил его в гостиную и предложил за рассказом о прошедшем слушании дождаться обеда, очевидно, не предполагая отказа. Энтони сгорал от нетерпения увидеть Элизабет и убедиться, что она в полной мере разделяет мнение отца о нем, однако не имел никакой возможности осуществить свое желание, а потому вынужден был лишь притулиться на тахте напротив хозяина поместья и отвечать на его расспросы, невольно кидая взгляд то в сторону входных дверей, то в сторону парадной лестницы в горячей надежде на скорое появление мисс Уивер.
Однако его терпению пришлось выдержать испытание на прочность, потому как на этом проницательность мистера Уивера закончилась и он на протяжении всей беседы так и не догадался ни пригласить в их компанию Элизабет, ни скоротать время прогулкой в саду, где, вполне вероятно, укрылись от летнего зноя леди.
А день действительно был жарким, и гостиная все сильнее раскалялась от бьющего прямо в окна солнца, вкупе с неопределенностью превращая ожидание в настоящую пытку. Мистер Уивер распорядился распахнуть створки, но это мало помогло: казалось, разморенному ветру было лень забираться в душную комнату, и он, шевеля занавеси, не достигал жаждущих его снисхождения обитателей гостиной.
Мистера Уивера хватило на четверть часа такой преисподней, потом он поднялся на ноги и подошел к окну. Высунулся наружу, вдохнул воздуха и, очевидно, обрел прежнюю ясность ума, в отличие от Энтони, которого при одной мысли о скором плотном обеде уже откровенно мутило, и он лихорадочно искал повод выбраться на улицу хоть на несколько минут.
