— О моей душе вы можете не беспокоиться, мистер Холгейт, — оборвала его миссис Бенсон. — Я прожила жизнь непростую, но никогда не позволяла себе грешить. И воспитанников своих учила жить по совести.
— Что не мешало вам в случае проказ безжалостно драть меня за уши, — улыбнулся Томас Уивер. — Они, кстати, и по сей день оттопырены, что является лучшим свидетельством моего непослушания и творимых бесчинств.
Однако миссис Бенсон только вздохнула.
— Вы с сестрой были замечательным детьми, — с грустью проговорила она. — Такими добрыми, такими приветливыми, такими почтительными. Я знала, что вы заслуживаете самого лучшего, и бесконечно радовалась, что у вас все хорошо складывается. А потом — одно несчастье за другим. Фэй умерла. Маргарет с мужем в Индии этой проклятой сгинули. И что им дома не сиделось? Оставили сына сиротой. Добро хоть с собой не потянули…
— Миссис Бенсон! Миссис Бенсон! — снова одернул ее мистер Холгейг. — Ну что за речи на свадьбе? Мы собрались здесь, чтобы отпраздновать рождение новой семьи! Давайте же поздравим молодых и отдадим должное их прекрасным душевным качествам! Если никто не возражает, у меня есть несколько теплых слов…
Элизабет машинально подняла свой бокал, но собственные неспокойные мысли вынудили ее пропустить речь мистера Холгейга и ответные слова отца. Воспоминания миссис Бенсон о воровстве мистера Рида как будто подтверждали предположение Эшли о его противозаконной деятельности. Мог ли карманник перевоспитаться и стать благородным человеком или погряз в грехе, добравшись теперь до куда более серьезных преступлений? Конечно, тут все зависело от того окружения, среди которого Энтони Рид провел все эти годы, но вот о нем-то Элизабет ничего и не знала. Знал ли отец? Вероятнее всего, иначе ни за что не доверился бы мистеру Риду. Элизабет отвергла версию о шантаже, едва только Томас Уивер принялся защищать своего знакомого, приводя в пример проступки из собственной юности. Испытывай он к мистеру Риду отвращение или имей зависимость от него, не стал бы выгораживать, когда всего парой фраз мог вывести неприятеля на чистую воду. А значит, тот действительно выручил его в критической ситуации и хотя бы поэтому Элизабет должна была справиться со своим недовольством и обращаться к мистеру Риду со всей обходительностью. Никто ведь не принуждал ее относиться к нему с какими-то особыми чувствами. Лишь с обычной вежливостью и благожелательностью. Зачем же Элизабет?..
— Вы чем-то расстроены, милый друг? — негромко спросила миссис Уивер, вероятно заметив растерянность своей бывшей подопечной. — Надеюсь, не моим согласием выйти за вашего отца замуж?
— О нет, что вы! — Элизабет сжала ее руку своими и постаралась улыбнуться. — Если кого я и могла пожелать папе в спутницы жизни, то только вас. Знаю, как вы его уважаете и любите. И уверена, что с вами он наконец обретет то счастье, которого заслуживает.
Миссис Уивер сердечно поблагодарила ее, потом повторила свой вопрос. Элизабет вздохнула, понимая, что от Черити, с которой они жили бок о бок десять лет и которая знала ее лучше всех на свете, ей просто так не отговориться.
Пришлось рассказать об отцовском согласии на ее брак с мистером Ридом и о своем недовольстве этим решением.
— Понимаю вашу обиду, — в свою очередь дотронулась до ее руки мачеха и нежно, но настойчиво потянула прочь от свадебного стола. — Как вы знаете, родители пытались выдать меня замуж против моей воли, и я очень хорошо помню, каким предательством с их стороны казалось мне такое решение. Мы поссорились с ними так сильно, что я ушла из дома. Пока жила у тетки, они еще писали мне в надежде, что я образумлюсь. А когда я нашла работу, разорвали со мной всякие связи. И, как видите, так и не простили.
Четы Миллс действительно не было на свадьбе, но Элизабет списывала это на то, что родители Черити жили слишком далеко от Кроукомба и в силу возраста не могли преодолеть это расстояние. А оказалось, что они просто вычеркнули дочь из своих жизней и даже в самый важный для нее день не пожелали быть рядом.
— Жалеете? — сочувственно спросила Элизабет. — Теперь, по прошествии стольких лет, вы хотели бы все изменить?
Миссис Уивер покачала головой.
— Я нашла свое счастье и не желаю иного, — вдохновленно проговорила она. — И по-прежнему считаю, что каждый человек имеет право самолично устраивать свою судьбу. Жаль, когда его выбор задевает ближних, но разве лучше прожить чужую жизнь просто из страха показаться неблагодарным? Нет, мой дорогой друг Элизабет, если вы ждали, что я примусь убеждать вас не огорчать отца и постараться пересилить себя, чтобы сделать ему приятное, то этого не будет. Как бы ни любила я мистера Уивера, вас я люблю не меньше и не желаю вашего несчастья. Кроме того, уверена, и отец ваш не сможет себя простить, если из-за его прихоти вы потеряете себя. Он порывистый человек, и сегодня, вероятно, благодарность к мистеру Риду пересилила в нем здравый смысл. Но как бы он ни был обязан этому человеку, поверьте, вы для него в сто крат важнее. Не забивайте свою головку сомнениями и не мучайте себя в попытках выбрать из двух зол меньшее. Предоставьте право времени решить эту задачу за вас. Поверьте, оно куда как лучше нас умеет справляться с такими задачками.
Элизабет слушала ее со всевозрастающим удивлением. Черити была права: она решила, что новоявленная мачеха немедля встанет на сторону мужа и примется стыдить бывшую подопечную за неуважение к просьбе отца. Но совсем иные слова наконец-то принесли долгожданное душевное спокойствие.
И все же оставался один момент.
— Я, наверное, покажусь вам взбалмошной… — начала было она, но не договорила, оборванная доброй усмешкой миссис Уивер.
— Ох, Элизабет, это слово точно не про вас, — сказала она. — Однако, простите, я вас слушаю. Что вы хотели у меня спросить?
Элизабет вздохнула, понимая, что в сущности уже получила ответ на свой вопрос, но отчаянно желая выговориться.
— У кого, как не у вас? — умоляюще произнесла она. — Вы столько лет воспитывали во мне лучшие качества и столько сил потратили на это, что теперь имеете полное право разбранить меня за то, что я не усвоила ваших уроков.
«Вот уж не поверю!» — читалось во взгляде Черити, но на этот раз она сдержала свои возражения, предоставив воспитаннице возможность закончить. И Элизабет рассказала о безобразной сцене в саду и о тех словах, которыми она, несомненно, оскорбила мистера Рида. Не стала оправдывать себя и низко склонила голову, ожидая наказания. Мисс Миллс никогда не скупилась на суровые слова, если дело касалось тщеславия и жестокосердия подопечных. Лишь она одна могла донести до них с Эмили недопустимые для леди вещи совершенно спокойным и даже вроде бы доброжелательным тоном, да так, что эти истины навсегда поселялись в их сердцах и считались единственно правильными.
Однако нынче проступок Элизабет был слишком серьезным, чтобы рассчитывать на легкое искупление. На месте Черити Элизабет застыдила бы себя, вынудив дать слово всенепременно и без всякого промедления извиниться перед мистером Ридом, даже если это было бы худшим наказанием, нежели телесное.
