— Когда ты сможешь уйти с больницы? — спрашиваю я Себастьяна. — Потому что, очевидно, завтра вечером у меня должна быть вечеринка по случаю помолвки…
— Хотел бы я прийти, — тоскливо говорит Себастьян. — Они и мы, все вынуждены одеваться модно и быть милыми друг с другом. Я бы с удовольствием посмотрел на это. По крайней мере, сделай фотки для меня.
— Я не думаю, что они проявятся на фотографии, — говорю я ему. — Кучка кровососущих вампиров.
Себастьян просто качает головой, глядя на меня.
— Хочешь воды или чего-нибудь еще, прежде чем я уйду? — спрашиваю я его.
— Нет, — говорит он. — Но если горячая рыжеволосая медсестра там, скажи ей, что я выгляжу бледным и потным, и меня, вероятно, нужно обтереть губкой.
— Ни за что, — говорю я ему. — И это, все еще отвратительно.
— Не вини парня за попытку, — говорит он, откидываясь на подушку и подпирая голову руками.
***
Слишком скоро, пришло время для дурацкой вечеринки по случаю помолвки Гриффинов. Я чувствую, что эти люди устроили бы вечеринку даже по поводу вскрытия конверта. Они такие нелепые и показушные.
Тем не менее, я знаю, что должна вести себя прилично и носить для этого счастливую маску. Это будет первой проверкой моего поведения.
Хотела бы я, чтобы мне было с кем готовиться. Мне нравилось расти со всеми братьями, но в такие времена, как сейчас, небольшая женская компания не помешала бы.
Было бы здорово, если бы кто-нибудь заверил меня, что я не выгляжу как полу растаявший щербет в этом дурацком платье, которое я купила. Оно желтое, с гребешками по подолу. На манекене это выглядело нормально, но теперь, когда я примерила его дома, я чувствую себя маленьким ребенком, одетым на Пасху. Все, что мне нужно — это соломенная корзинка на руке.
По крайней мере, папа одобрительно кивает, когда видит это.
— Хорошо, — говорит он.
На нем костюм. На Данте черная футболка и джинсы, а на Неро кожаная куртка.
Мои братья принципиально отказываются одеваться официально. Молчаливый протест. Хотела бы я сделать то же самое.
Мы вместе едем в Шорсайд, где Гриффины устраивают вечеринку. Ресторан уже битком набит гостями. Я узнаю больше людей, чем ожидала — наши семьи вращаются в одних и тех же кругах, и я действительно ходила в ту же школу, что и Несса и Риона, хотя я между ними по возрасту, и мы не учились в одном классе.
На мгновение я задумываюсь, не ходил ли туда и Каллум. Затем я подавляю эту мысль. Мне все равно, куда ходил Каллум. Он меня нисколько не интересует.
Наша предстоящая свадьба совсем не кажется мне реальной. Я чувствую, что наказание — это подготовка и ожидание того, что это действительно произойдет. Наверняка одна или обе наши семьи откажутся от этого в последнюю минуту, когда увидят, что мы усвоили урок.
Пока этого не произойдет, я просто должна улыбаться и терпеть это. Изобразив фальшивое выражение сотрудничества, чтобы они увидели, что я отделалась легким испугом.
Единственное, что меня поддерживает, это мое нездоровое веселье от того, что Каллуму Гриффину придется притворяться влюбленным в меня сегодня вечером, точно так же, как мне придется поступить с ним.
Для меня это шутка, но у меня складывается впечатление, что для такого заносчивого ублюдка, как он, где имидж — это все, это будет чистой пыткой. Он, наверное, думал, что женится на какой-нибудь идеальной чопорной Хилтон или наследнице Рокфеллера. Вместо этого он получает меня под руку. Он должен притворяться, что обожает меня, в то время как все это время он будет умирать от желания свернуть мне шею.
На самом деле, это может быть прекрасной возможностью закрутить ему гайки. Он ничего не сможет сделать перед всеми этими людьми. Я должна посмотреть, как далеко я смогу его завести, прежде чем он сорвется.
Во-первых, мне нужно немного подкрепиться, чтобы пройти через это шоу.
Я стряхиваю с себя отца и братьев и направляюсь прямиком в бар. Шорсайд может быть немного напыщенным рестораном, но здесь царит веселая курортная атмосфера, и он славится своими летними коктейлями. Особенно Поцелуй Кентукки, который состоит из бурбона, лимона, свежего клубничного пюре и капельки кленового сиропа, вылитого на лед с дурацким маленьким бумажным зонтиком сверху.
Но когда я заказываю его, бармен с сожалением качает головой.
— Извини, Поцелуев Кентукки нет.
— Как насчет клубничного дайкири?
— Не получится. Мы ничего не можем приготовить из клубники.
— Твой грузовик угнали по дороге из Мексики?
— Не-а, — он наполняет шейкер льдом и начинает готовить мартини для кого — то еще, пока я просматриваю меню напитков. — Это только для этой вечеринки… Наверное, у парня аллергия.
— У какого парня?
— У того кто женится.
Я отложила меню, загоревшись интересом.
— Правда?
— Да, его мама сделала из мухи слона. Сказала, что ни для кого в этом месте клубники не будет. Как будто кто-то попытается спрятать ее в напитке.
Что ж, теперь они могут…
— Очень интересно, — говорю я. — Тогда я возьму один из этих мартини.
Он наливает охлажденное мартини в стакан и пододвигает его ко мне.
— Вот, возьми этот. Я могу сделать еще один.
— Спасибо, — говорю я, поднимая его в приветственном жесте.
Я оставляю ему пятидолларовую купюру в качестве чаевых, радуясь, мысли, что у политического робота все-таки есть слабость. Красный блестящий криптонит. Еще одна вещь, из-за которой его можно будет подколоть.
Таков мой план, пока я действительно не увижу Каллума.
Он действительно напоминает мне вампира. Худощавый, бледный, в темном костюме, глаза нечеловечески голубые. Выражение одновременно холодное и в высшей степени презрительное. Должно быть, ему трудно пытаться быть очаровательным для своей работы. Интересно, наблюдает ли он за настоящими людьми и пытается ли подражать им? Если он это сделает, то с треском провалится. Все вокруг него болтают и смеются, в то время как он сжимает свой напиток так, словно хочет раздавить его в руке. У него большие руки, длинные, тонкие пальцы.
Когда он замечает меня, он наконец проявляет какие-то эмоции — чистую, неподдельную ненависть. Она выплескивается из него, устремляясь на меня.
Я подхожу прямо к нему, смелая, чтобы он знал, что не сможет запугать меня.
— Будь осторожнее, любовь моя, — шепчу я ему. — Мы должны отпраздновать нашу помолвку. И все же ты выглядишь совершенно несчастным.
— Аида Галло, — шипит он мне в ответ. — Я рад видеть, что ты, по крайней мере, осведомлена о концепции переодевания, даже если твое исполнение отвратительно.
