В этот миг луна, выглянув из-за дерева, ярко осветила Арету. За время сидения среди холодных камней лавровый дым несколько выветрился у нее из головы. Но все происходящее еще виделось девушке в ярко-серебристых тонах и шло медленно-медленно, как танец с чашами.
Увидев ее, Гекатей застонал. Почему подлецам все сходит с рук? А он единственный раз пошел на сделку с самим собой — и вот его грех, стоит и сморит черными пустыми глазами.
Если б эта девочка погибла, ему было бы легче. Смерть убивает боль. Но она жила.
«Я хотел только, чтоб эти сволочи поняли: надо строить стену, через бреши могут прийти скифы… чтоб они почувствовали на себе…»
Сзади на поле послышался хруст стерни под дюжиной усталых ног. Девушка шагнула к жертве. «Ты должна только ранить его так, чтоб он не смог двигаться. А дальше мы завершим ритуал». Но он и так не двигался. Стоял и смотрел, как она водит ножом по руке вверх-вниз, вверх-вниз, и не может понять, зачем это нужно.
— Арета! — окликнули ее с другого конца поля.
— Ячмень. — тихо прошептала девушка. Нож твердо лег ей в ладонь.
Гекатей закрыл глаза, и в ту же секунду, всадница ловко перехватила ему горло от уха до уха.
Архонт еще успел с удивлением понять, что захлебывается кровью, что мчащиеся по полю фурии уже никогда его не догонят. Он успел испытать последнюю волну стыда перед чумазой девочкой, которую хладнокровно отдал насильникам Скила и которая сейчас пожалела его — загнанного и безоружного.
Из-за края поля появилась первая тройка преследовательниц. Тиргитао, тяжело дыша, уставилась на мертвое тело мужа. С минуту царица молчала, потом подняла глаза на Арету и усмехнулась:
— Тебе никогда не быть жрицей.
Гекуба с явным отвращением ногой повернула тело Гекатея.
— Ты хоть понимаешь, что натворила? — она махнула рукой, приказывая жрицам разорвать останки жертвы.
Охотницы ринулись на Гекатея, сбивая друг друга с ног. Сплошной клубок женских тел скрыл врага от осоловевших глаз Ареты. Она стояла в оцепенении, не в силах двинуться с места. А жадные подруги не пригласили ее на пир.
До ушей девушки долетал треск ломаемых костей. Когда охотницы отхлынули, взгляду Ареты представился окровавленный остов, лишенный всех человеческих черт. На голове не было ни глаз, ни носа, ни ушей. Комок волос и содранной кожи валялся в стороне. Руки, обрубленные по локоть, раскинуты в разные стороны. Живот вспорот и кишки разметаны по земле.
Она знала, что Гекатей уже мертв. Однако в рассеченной груди все еще ударялось о ребра сердце.
Жрицы давно слезли и ушли, оставив самой Матери Гекате забрать душу жертвы. А Арета все стояла над телом, не в силах отвести глаз от вздрагивающих внутренностей. Наконец, она подняла с земли оброненный кем-то из подруг нож и, коротко размахнувшись, остановила трепыхание синевато-бурого сердца.
IX
Сын архонта стоял у окна и ссыпал остатки завтрака на карниз. Ему нравилось смотреть, как голуби методично загаживают барельефы царского дворца в Горгиппии. Захватив этот эллинский город еще при бабке Тиргитао, меотийцы сделали его своей временной столицей. Кочевники толком не умели жить в городах — могли разбить кибитки на агоре или выпустить овец щипать траву вокруг обводного рва. Поэтому основное население Горгиппии, по прежнему составляли греки-колонисты.
Царский дворец — бывший дом народных собраний, перестроенный в варварском вкусе — блистал сказочной роскошью. В первый момент, когда Делайса ввели под его своды, пленник на минуту лишился дара речи. Он никогда не видел такого богатства — оштукатуренные стены, забранные расшитыми войлочными коврами, полы из горной сосны, кипарисовые стулья и столы, инкрустированные слоновой костью, золотая посуда, цистерны для воды на крышах…
Отведенные ему комнаты были скромнее, но и они во много раз превосходили те, в которых сын архонта привык жить дома. И все же Делайс не задумываясь предпочел бы слежавшуюся солому в хлеву, лишь бы сбежать отсюда. Но за ним внимательно следили и ни разу не дали такой возможности.
Бреселида сделала все от нее зависевшее, чтоб сына архонта приняли с почетом и обращались с ним соответственно высокому происхождению. За зиму она несколько раз ездила через пролив к армии сестры и после первой же отлучки привезла в Горгиппию Пелея. А ведь Делайс только заикнулся, что беспокоится о друге.
Впрочем, жизнь — смешная штука. Непостижимым для пленника образом верзила-гоплит сделался любовником царской сестры. «Не надо было щелкать клювом», — сокрушенно сказал себе Делайс. Сам он просто не мог принять такой игры, пока находился в плену. Кто же знал, что неволя растянется на годы! А Пелей был другим человеком. Когда друзья после долгой разлуки вновь оказались вместе, его глаза светились нескрываемым, бесстыдным счастьем.
— Она очень добрая, — как бы оправдываясь, сказал он Делайсу. — Я вообще не знал, что такие люди бывают! Со мной никогда в жизни никто так не обращался.
— Добрая. — протянул сын архонта, щупая пальцами шрам на подбородке.
Всякий раз, когда Бреселида вновь уезжала, бедняга гоплит изводился едва ли не больше, чем сам Делайс в ожидании свободы.
— А вдруг она возьмет себе кого-нибудь? — поминутно вскакивал он. — Что я здесь сижу?
Свобода его явно не интересовала.
— Послушай, — однажды прямо спросил Делайс. — Если мне позволят вернуться домой, ты поедешь со мной?
Пелей заколебался. Было видно, что выбор слишком труден для его сердца. Но выбирать не пришлось.
Друзья сидели в просторном мегароне под окном в потолке, с которого свисали длинные плети глициний, стелившиеся по мозаичному полу. Стояла весна, и теплый ветер обрывал белые цветки, засыпая лепестками трехногий стол.
Сзади послышались торопливые шаги, и из темной галереи за спиной у мужчин появилась Бреселида. Она выглядела мрачнее тучи. По ее лицу Делайс понял, что хорошего ждать не приходится, и внутренне напрягся.
— У меня плохие новости. — почему-то сиплым голосом сказала всадница. — Прости, но твой отец Гекатей…
Делайс схватился руками за подлокотники, привстал да так и остался нависать над креслом, ожидая, что она скажет: «…не потребовал твоего освобождения».
— … погиб. — с явным усилием выговорила сестра царицы.
В первую секунду до Делайса не дошел смысл ее слов. Может быть, потому что смерть не ассоциировалась у него с отцом. Такой сильный, могущественный человек как Гекатей просто не мог умереть. Кто угодно, только не он! Великий воин, великий правитель… «Мой отец…»
— Как… — Делайс тоже почувствовал, что не справляется с голосом. — Как?! — закричал пленник, почти насильно вдолбив себе в голову слова Бреселиды. — Как это случилось? Где?
Он уже стоял напротив нее и непроизвольно сжимал кулаки. Вид у него был такой, что сотница отступила назад, а Пелей попытался втиснуться между ними. Но сын архонта ему не позволил, одним ударом отшвырнув более рослого и мощного друга в угол.
