Ярмес показал ему пять пальцев на руке.
— Оружие есть?
— Луки и ножи.
— А боевое?
Волк покачал головой.
— А баб своих вы из луков стреляли или камнями забили? — язвительно поинтересовался вожак, крайне раздраженный тем, что из его шайки утекают люди.
— Не твое дело. — отрезал Ярмес и так взглянул на атамана, что продолжения расспросов не последовало. — Волки тебе не подчиняются. Они просто ждали здесь меня. А за гостеприимство мы расплатились дичью и сведениями, которые приносил тебе наш колдун.
Элаку показалось странным, что ни сам Ярмес, ни старик, тоже подошедший к костру, не упомянули о сотне меотянок, прибывших в поселок. Похоже, разбойники о них ничего не знали. Сатир напрягся, уставившись на освободившегося пленника, и попытался прочесть его мысли. На этот раз ему удалось. Ярмес избавился от страха и растерянности. Он, наконец, чувствовал себя на своем месте. Пан понял, что волк не собирается сообщать разбойникам об отряде Бреселиды и не даст старику-голубятнику проболтаться.
Этого было довольно. Молодой бог леса без симпатии относился ко всякого рода путам и клеткам. Если его хозяйке не будет нанесено вреда, он готов приветствовать бегство Ярмеса. Волк должен жить на воле.
В это время за его спиной раздался предательский хруст веток, и через плечо юноши свесилась всклокоченная голова грифона.
— Ну? Что там? — проклекотал тот. — За это время можно яйца высидеть.
— Отсидеть. — ехидно поправил его Пан. — Смываемся, удод-переросток. Нас заметили!
Действительно, шумное явление Нестора на краю освещенного амфитеатра пещеры вызвало у публики фурор. Если Элак сливался с зеленью, то громадная голова клювастого чудовища, нависшая из темноты, оказалась хорошо видна.
Несколько десятков рук разом схватились за луки. Нестор заметил укладывающиеся на ложбинки стрелы и не стал медлить. С завидной для его лет горячностью он вцепился когтями в плечи Элака и, думая, что спасает друга, взмыл вместе с ним в воздух.
Минуту, пока грифон, тяжело взмахивая крыльями, пересекал освещенное пространство над пещерой, молодой сатир не мог забыть всю жизнь.
Он был совершенно беззащитен и болтался у всех на виду, прикрывая собой брюхо Нестора. А в него целились из всех имевшихся у разбойников луков.
Туча стрел взметнулась вверх, и Элак кожей ощутил быстрое дуновение разрезаемого ими воздуха. Только крайней растерянностью людей внизу можно было объяснить то, что ни одна из стрел не достигла цели.
Когда разбойники справились с потрясением и начали целиться более внимательно, Нестор уже скрылся в темноте.
— Что? Что это было? — кричали внизу.
— Танатос поволок свою жертву!
— Да нет, просто большой орел задрал козла!
— Ага, орел с львиными ногами!
Только тут Элак почувствовал, как больно его плечам, в которые немилосердно вонзились когти грифона.
— Ах, ты, летучая кошка! — заорал он, потрясая кулаками. — Я мог на земле скрыться за любым кустом! А ты мною загораживался! Летел бы себе, куда надо! Зачем других хватать?
Потрясенный такой неблагодарностью Нестор даже на мгновение перестал махать крыльями.
— Ты хотел туда? — щелкнул он клювом. — Твое дело.
Его когти разжались, и Пан камнем полетел к черным древесным кронам, выглядевшим с высоты, как упругий шерстяной ковер.
Ломая ветки, он приземлился, к счастью, достаточно далеко от пещеры и, проклиная дураков-философов, бросился в чащу.
Сатир вернулся в Цемесс за час до рассвета. Блуждая по лесу, козлоногий бог задержался у рыженькой нимфы, обитавшей в фисташковой рощице. Она лечила его ушибы и раны на плечах одним только нимфам известными способами.
Когда же вполне здоровый, но зверски усталый Элак, чуть прихрамывая ввалился в хижину Бреселиды, там все спали.
— Девочки, подъем! — заревел он из последних сил. — Чую, до места вам придется нести меня на руках. Я сбил себе все копыта!
* * *
К водопаду, который жители Цемесса называли «летучей водой» меотянки добрались по серому предрассветному туману. На зоре пошел мелкий дождь. Его струи тонкими нитями висели в воздухе, почти не пробивая одежды. Бреселида была довольна: в дождь люди крепче спят, а ей не хотелось, чтоб разбойники обнаружили их раньше времени.
Она уже знала о бегстве Ярмеса, но не стала говорить остальным — женщины сочли бы это дурным знаком и заранее шли в лес с упавшим сердцем. Довольно и того, что угрюмая Умма шагала в хвосте, прикрывая ладонью ссадину на подбородке. Волк все же поцарапал ее, когда зажимал рот.
— Из тебя сторож, как из меня храмовая танцовщица. — обругала ее командир. — Странно, что он тебя не убил. Хотя мог.
— Я отомщу. — проглотила слезы Бера. — Он поплатится.
— Не думаю. — сотница покачала головой. — Ты должна быть ему благодарна.
Девушка вскинула на нее удивленные глаза.
— Тебе оставили жизнь, дуреха. — пояснила командир. — Что уже немало в наше время. Пошли.
Она твердо решила сделать из Беры всадницу. Сил у медведицы было не меряно. Честности тоже хватало. Правда, Умма казалась диковата и через чур доверчива, но это со временем пройдет.
Сейчас провинившаяся стражница тащила на себе запасные колчаны со стрелами, а остальные «амазонки» карабкались в гору налегке. Их сопровождали несколько десятков молодых кочевниц, шарахавшихся в лесу от каждого куста.
Очень усталый Элак брел впереди, указывая дорогу. От водопада отряд еще некоторое время карабкался вверх. Наконец, по сигналу руки Пана женщины остановились, и юноша пополз к пещере проверить все ли в порядке. К его радости Ярмес со своими Волками уже ушел, а остальные разбойники спали, натянув на головы плащи и поплотнее завернувшись в шкуры. Но скоро, Элак знал, падет роса, и многие, не выдержав утреннего холода, встанут, чтоб согреться, походить, собрать ветки для костра…
Пан знаком подозвал «амазонок» к каменному устью пещеры. Рассыпавшись вокруг воронки, каждая взяла лук и выбрала себе жертву.
— Цельтесь хорошо. — шепотом приказала Бреселида. — Чтоб сбить сразу, как только они пошевелятся. Ты, Элак, разбуди их как-нибудь. Нельзя стрелять в спящих.
В душе она понимала, что избиение еще не очнувшихся от сна людей мало чем отличается от убийства спящих. Но и ближнего боя Бреселида допустить не могла: разбойники превосходили их, если не числом, то силой. Ей вспомнился страшный бой за Совиный холм и то, граничащее с ужасом удивление, которое испытали меотянки, когда, ценой невероятных потерь взяв вал, обнаружили, что его защищало всего 30 человек. Почти все они погибли… Дальше Бреселида запретила себе думать.
Громкий козлиный рев разнесся над пещерой. Элак орал так, словно в кустах собралась сотня горных духов и устроила адскую вакханалию прями при входе в разбойничье логово.
