— Вышли своих слуг! — пророкотал он.
— Чем тебе помешали дактили? — удивилась Геро.
Звучная пощечина прервала ее речь.
— Отвечай, когда тебя спросят, женщина. — рявкнул «отец богов».
Геро слизнула капельку крови, выступившую на губе, и знаком отослала слуг. Ее забавляло поведение сына. Он все никак не мог привыкнуть к роли хозяина и на каждом шагу нуждался в подтверждении этого. «Бедные мужчины! — думала богиня. — Как коротка их жизнь! А все потому что они выдумали время. Разве не предпочтительнее сматывать его в клубок, чем знать, когда все началось и когда кончится?»
— Что тебя так встревожило, мой господин? — вслух спросила она.
— Где твой серп? — без обиняков заявил Зевс.
— На Корфу в святилище Диких Яблок.
— Разве нельзя было его уничтожить? — Загрей насупился и подозрительно уставился на мать. — Зачем ты его хранишь?
— Это не та вещь, которую можно уничтожить. — спокойно возразила Геро. — Она существует с начала мира и нужна, чтоб обрезать его конец. Есть всего несколько предметов, которые пришли к нам…
— Разве не ты ее сделала? — оборвал жену Зевс.
— Кто сделал, Тот сделал. — уклончиво ответила она. — Достаточно и того, что только я умею им пользоваться.
— Как-то раз им воспользовался я, — взгляд Загрея был тяжелым и неотступно следил за Матерью. — Никто не сказал мне, что однажды ты не вложишь серп в руку другого претендента.
Геро пожала плечами. Никто. Она во всяком случае не может такого сказать. Глупый мальчик! Он хочет обезопасить себя от неизбежного. Сделать свою власть вечной. Но ничего вечного нет на земле. Пока вращается круг, один наверху, другой — внизу. И сколько можно рвать ей сердце, прося о несбыточном?
— Чего же ты хочешь от меня? — устало спросила богиня. — Я рада услужить тебе.
Про себя она знала, что какие бы ухищрения не предпринимал ее «бедный Загрей», как бы не величал себя «отцом богов» и «царем мира», он навсегда останется бычьей кровью на блюде и ячменным зерном между жерновами Великой Матери.
— Я хочу, чтоб ты отдала мне серп. — заявил Зевс, беря с подоконника золотую гребенку для овечьей шерсти и начиная расчесывать свою великолепную бороду. После каждого движения ее тугие каштановые колечки все сильнее отливали огнем и казалось, что на лице у Загрея колышется пламя.
В этот миг Геро жалела, что она не одна из тех бритоголовых девушек, которые оставляют у себя на затылке длинную прядь, чтоб щекотать ею нос быку, играя с ним на зеленых лугах Крита. Мать чувствовала, что тонкие огненные нити свивают ее с Зевсом в один кокон.
— Серп не может надолго покидать святилище. — сказала она, чтоб прогнать наваждение. — Вещь всегда связана с местом своего изначального пребывания. Только оно может удерживать ее силу. Иначе равновесие будет нарушено… Это не игрушки, Зарей!
— Я больше не Загрей. — Зевс притянул супругу за руку. — Уже вечер. — его голос звучал властно, но Геро посмеялась в душе той мольбе, которая была написана на лице у «отца богов».
«Ты все еще боишься темноты. — подумала она. — И спать не можешь без новых сказок».
— Хорошо. — вслух сказала Трехликая. — Завтра у тебя в изголовье будет лежать серп, но смотри не обрежься.
Геро не обманула супруга. Утром она положила страшную игрушку у головах Зевса, свистом созвала дактилей и удалилась по своим делам. Ведь с тех пор, как ее заносчивый сын стал править миром, забот у Великой Матери не поубавилось, просто справляться с ними стало гораздо труднее.
Проснувшись, Загрей первым делом сунул руку за голову. Обнаружив подарок, он готов был как в детстве издать крик радости, но раздумал. Серп, которым царь богов искалечил собственного отца, не мог приносить его сердцу беззаботного веселья.
Оружие само легло Зевсу в руку, он свесил его на ладони, подбросил, точно примериваясь к невидимому врагу… И в этот миг до ушей Громовержца долетели слова его божественной супруги. (Геро не было в комнате и вообще не было на Олимпе, но она могла видеть и слышать все, что происходит в любом уголке земли).
— Загрей, — нежно шепнула мать богов, — ты не можешь просто перепрятать серп в тайне от меня, как не можешь его уничтожить. Ни дно морей, ни сердцевина гор, ни абсолютная пустота небес не укроют эту вещь без надлежащих условий.
Зевс раздраженно закусил губы: опять она знала и могла больше него! Вот он, например, не видит Геро, не ведает, откуда та говорит, и не стоит ли сейчас, ухмыляясь, прямо за его спиной? Как царь богов может чувствовать себя в безопасности, когда Трехликая незаметно следит за каждым его шагом?
Загрей почувствовал себя обиженным мальчиком, у которого мать нашла в кармане гвоздь.
— Слушай меня, — настойчиво повторила Геро. — Если волшебная вещь покидает предназначенное ей место, то она не может обрести постоянного пристанища. Куда бы ты не забросил ее, следует оговорить условие: «Настанет день и такой-то, скажем, царь, пастух или сумасшедший сможет взять серп, если…»
— Да замолчи ты!!! — сорвался Зевс. — Я понял! Понял!
С досады он размахнулся — а силы у сына Земли было не меряно — и зашвырнул серп с Олимпа в сторону темневшего за горами моря.
Несколько мгновений ошарашенный собственной выходкой Загрей видел, как вспыхивает на широком крутящемся лезвии солнце. Потом роковой серп исчез за северной оконечностью горной гряды. Куда он улетел? Где нашел себе приют? Осталось для Зевса тайной. Он слышал только страшный удар, ознаменовавший падение оружия в каменные глубины гор.
— Пусть там и лежит! — гневно прокричал «отец богов». — Пока сумасшедший царь-пастух не найдет его и не зарежет им сам себя!
* * *
Аполлон ехал на ослике по бескрайней меотийской степи, когда над головой у него просвистело что-то золотое и блестящее. Оно вращалось, рассекая воздух. «Комета! — подумал Феб. — Так близко от земли?» Лучник проследил за предметом глазами, тот сверкнул над громадой Тафрских гор в отдалении и рухнул в самую их сердцевину.
От удара земля под ногами гиперборейца вздрогнула, а каменные исполины к юго-западу от Меотиды, слегка приподнялись и опустились на прежнее место, брякнув отрогами, как лошадь сбруей. Тучи пыли взметнулись в воздух, сотни вековых сосен попадали на землю с вывороченными корнями, с вершин сошли камнепады, перегородив русла рек, и воды потекли вспять.
«Не слабый бросок. — подумал Аполлон. — Интересно, что это?»
— Серп Кроноса. — отозвалась с ветки орешника серая кукушка, и лучник тот час узнал голос Великой Матери. — Вернее так серп называется с тех пор, как Зевс кастрировал им Кроноса, но ты…
Кукушка спорхнула с ветки, потому что гипербореец вскинул лук и прицелился. Геро знала, что ее бывший слуга бьет без промаха, и потому предпочла растаять в воздухе.
