Геро развернула тяжелые блестящие кольца и поползла на берег. Там среди травы, обсохнув, она снова приняла человеческий облик и прислушалась к легкому шелесту сухих веток. Ветер донес слабый отзвук флейты, и богиня повернула голову на север. Теперь она точно знала, кому принадлежит мелодия. Так напористо и нежно, безжалостно и робко могло играть только одно существо во вселенной. Феб был далеко. Но сейчас это не имело значения. Геро готова была покинуть ущелье, пересечь гряду Святого Камня и выйти к Медведь-горе, чтобы встретить там Хозяина нового круга.
Аполлон вышел из пещеры посидеть в одиночестве. События последних суток утомили его. Сначала отстрел детей Ниобы, потом праздник по поводу приезда Лето и, наконец, попытки предотвратить избиение Аресом Афродиты. Обманутый копейщик застал любовницу с Гераклом в непроходимой чаще сухого терна, через которую герой думал ускользнуть незамеченным. Мужчины размахивали оружием, женщины визжали, Аполлон всех мирил. Наконец герой с ревом умчался по направлению к Киммерии, там его ждала змееногая женщина Ану, у которой — Феб это знал — Геракл будет достойно наказан пленом в течение восьми лет. Так что о его скором возвращении можно было не беспокоиться.
Труднее было с Аресом. Сначала он пытался поразить Афродиту копьем, а когда ему не позволили, с видом оскорбленной невинности удалился скитаться по окрестностям. Он до сих пор не вернулся. Из глубины пещеры слышались тихие всхлипывания Урании. Лето вполголоса вела бесконечный разговор с Охотницей, объясняя дочери, что та никогда не найдет себе мужа, если будет травить собаками всякого подошедшего к ней ближе чем на выстрел.
Феб глубоко вздохнул и отвернулся от пещеры. Он устал и тяготился многолюдьем. Ему хотелось расслабиться, забыть о присутствии остальных. Лучник приложил к губам флейту. Деревянное тело Марсия не желало откликаться, оно спало, и первая мелодия вышла не громче щебета сойки. Но потом певец прокашлялся и начал выводить трели одна призывнее другой. «Она идет по ночным полям, — пел Марсий. — Ноги ее стройнее лилий. Лоно усыпано розами. Губы изогнуты, как лук. Она готова к битве. Беги, пока не поздно. Ибо ты — проигравший».
Трель неожиданно оборвалась, и перед Аполлоном из тьмы соткалась женская фигура. Ее руки властно легли ему на плечи. Геро верхом села ему на колени и заставила снизу вверх смотреть себе в лицо. У нее был острый подбородок, а когда она растянула в улыбке уголки рта, Феб заметил, что и зубы ее остры. Дыхание женщины было благоуханно, как ночной сад, и раз вдохнув ее аромат, лучник ощутил, что тревожный запах шафрана ударил ему в голову.
— Оставь меня, — потребовал он.
Женщина только засмеялась. Она вырвала Марсия из пальцев Феба. Противостоять ей не было никакой возможности, и гипербореец попытался выговорить себе отсрочку.
— Покажи мне свое третье лицо, — потребовал он. — Или убирайся.
Геро продолжала смеяться:
— А ты выдержишь, волчонок?
Лучник кивнул.
— И ты позволишь мне в моем третьем обличье взять себя? — издевалась она.
— Я сам возьму тебя. В любом из обликов. — Гипербореец наконец сумел схватить ее за запястья тонких белых рук, вывернуть их назад и стряхнуть гостью со своих колен.
Трехликая зашипела и на глазах свернулась в тугой клубок, из которого через секунду высунулось бледное синее лицо с алыми, как кровь, губами. Потряхивая очельем из оскаленных человеческих черепов, Хозяйка Убывающей Луны подняла голову и свернулась змеиными кольцами у ног Аполлона.
— Что ж, возьми меня, если ты такой храбрец.
Феб, зажмурив глаза, шагнул к Змее.
— Смотри на меня. Смотри. Не отворачивайся. — Этот свистящий шепот он слышал все время, пока нервно, толчками входил в ее пасть, а потом, несмотря на адскую боль, извергал самого себя в сумрачные недра Преисподней. Он видел, как сияющее солнечное семя, падая в темную утробу Змеи, светится сквозь ее тело. Когда же Феб очнулся, то обнаружил, что лежит в объятиях бесконечно прекрасной женщины. Она улыбалась светло, как молодой месяц. Но гипербореец не ответил ей. Он чувствовал себя страшно усталым. Постаревшим на тысячу лет. Он отдал все, без остатка, но это не принесло облегчения.
— Кто был твоим первым? — спросил Феб, поворачиваясь к ней.
— Первым? — Губы Трехликой искривились. — Какое это имеет значение?
— Все в мире имеет значение. — Пальцы Аполлона взяли гостью за подбородок.
— Он ушел, — отрывисто бросила она. — Я тогда не была ни Матерью богов, ни вообще женщиной. Просто сущность. Но когда меня оставили, — в ее голосе зазвучала обида, — я поняла, что женщина, а тот другой — мужчина. У него много дел среди миров. Он всегда занят и всегда обещает вернуться. Только обещает…
Аполлон ощутил себя неуютно. Точно только что натянул лук не по росту.
— А если Он вернется? — Гипербореец старался говорить как можно равнодушнее.
— Нет. — В голосе Геро прозвучала неожиданная тоска. — Я предприняла меры. Думаешь, почему время идет по кругу?
До Феба не сразу дошел смысл сказанного.
— Так ты заставляешь мир постоянно возвращаться в одну и ту же точку, чтоб отсрочить Его приход?
— Именно так, Загрей, — кивнула Геро. — Ты все поймешь в свой час. — Она ободряюще улыбнулась ему. — Как только Золотой Серп в твоих руках лишит Зевса силы и ты наследуешь его власть, тебе откроются многие истины.
— Нет. — Голос Феба прозвучал глухо.
— Что? — не расслышала Геро.
— Я не Загрей. — Лучник повысил голос. — У меня своя дорога.
Богиня задохнулась от удивления. Глупец! Только что весь мир лежал у его ног, а он отпихнул его сандалией!
— Я напоил тебя, — с легким презрением бросил Аполлон. — Теперь ты сможешь жить в новом круге. Но это не значит: жить со мной.
Лицо Геро исказил гнев.
— Ты пожалеешь, — прошептала она.
— Я уже пожалел.
Геро скользнула между деревьев серым туманом и растаяла в воздухе, оставив после себя легкий холодок. Аполлон стряхнул с ясеневой дудки крупные капли росы и вновь приложил ее к губам. «Она уходит. Глупец! Глупец! — захлебнулся водой рапсод. — Что же ты наделал? В глазах ее гнев. В сердце месть. Ты проклят навеки за свое святотатство». Марсий закашлялся, потому что Аполлон решил выколотить из него влагу о ладонь. А когда снова дунул, хитрый певец предпочел больше не напоминать своему убийце о случившемся.
Над Олимпом вились дымы. Геро готовила угощение, и запах жареной кабанятины с луком разносился далеко за стенами дворца. Трехликая стряпала редко, предоставляя это право Гестии — хранительнице домашнего очага. Но сегодня был особый случай. Отрезав от распяленной на веретене туши кусок порумянее, Геро защелкала пальцами, подзывая Эриду.
— Будь незримо рядом с Громовержцем, когда я стану кормить его, — приказала она, бросив угощение на пол.
