— Пусть и не без политической платформы, — упрекнула мисс Таработти, забыв о своем намерении прикинуться дурочкой, до того ее изумило столь вопиющее пренебрежение принципом научной объективности.
— Лучше назовем это благородной целью, мисс Таработти, — сказал мистер Саймонс. Однако его улыбка не была улыбкой религиозного фанатика. — Мы оберегаем свободу тех, кто действительно имеет значение.
Алексия несколько запуталась:
— Тогда зачем вы создаете новых сверхъестественных? К чему такие эксперименты?
— Говорят, знай своего врага, мисс Таработти, — объяснил мистер Саймонс. — Чтобы избавиться от сверхъестественных, мы вначале должны их понять. Конечно, теперь, когда у нас есть вы, необходимость в дальнейшей вивисекции, вероятно, отпадет. Вместо этого мы можем переключить все наше внимание на установление природы запредельных и их воспроизводство.
Двое мужчин гордо провели ее по бесконечному лабиринту белых лабораторий в недрах этого похожего на ночной кошмар клуба. В каждой находился комплекс каких-нибудь механизмов, по большей части на паровой тяге. Тут были огромные меха с коленчатыми рычагами, обеспечивающими их движение вверх-вниз. Были блестящие двигатели размером от силы со шляпную коробку, с изгибами, наводящими на мысль о живых существах, которые на свой лад казались еще более ужасными, чем их большие собратья. Любой из них, независимо от размера, мог похвастать наличием где-нибудь на корпусе медного осьминога. Контраст между механизмами и этим беспозвоночным почему-то казался зловещим.
Пар от всевозможных установок обесцвечивал стены и потолки лабораторий, белые обои стен вздувались и покрывались желтыми выпуклостями. Машинное масло сочилось в щели, текло по полу темными вязкими ручейками. Были тут и другие разводы, ржавого цвета; Алексия даже думать не хотела об их происхождении. Мистер Саймонс с гордостью объяснял во всех подробностях, как работает каждая машина, будто хвалясь достижениями своих любимых детишек.
Хотя из соседних комнат до мисс Таработти и доносились хриплые вздохи и клацанье, механизмы в действии ей не показывали.
А еще она слышала крики.
Сперва вопли звучали на такой высокой ноте, что Алексия сочла источником звука какое-то устройство. Она точно не знала, когда до нее дошло, что их издает мыслящее создание, но понимание этого навалилось с такой силой, что она даже споткнулась под его тяжестью. Ни одна машина не может исходить таким высоким, агонизирующим стоном, напоминающим визг забиваемого животного. Алексия грузно привалилась к стенке коридора, ее кожа увлажнилась, а во рту стало кисло, и она сглотнула желчь, которую в порыве сочувствия выплеснул ее организм. Она подумала, что никогда прежде ей не доводилось слышать звука, который был квинтэссенцией боли.
Механизмы, которые Алексия видела до этого, открылись с новой, ужасной стороны, когда она осознала, что они могут сделать с человеческим телом.
Мистера Макдугала обеспокоила ее внезапная бледность.
— Мисс Таработти, вам нехорошо?
Алексия посмотрела на него ставшими огромными темными глазами.
— Это место — воплощенное безумие. Вы это понимаете?
В поле ее зрения вплыл подбородок мистера Саймонса.
— Я должен понимать это так, что вы не станете по доброй воле участвовать в наших исследованиях?
Воздух прорезал еще один отчаянный вопль, в котором Алексия с ужасом узнала голос лорда Акелдамы.
Услышав его, мистер Саймонс склонил голову набок и облизнул губы, будто смакуя приятный вкус.
Мисс Таработти вздрогнула. Во взгляде этого человека было что-то почти похотливое. Только тут она наконец полностью осознала всю правду.
— Какая разница, если я так или иначе обречена на это? — спросила мисс Таработти.
— Будет во всех отношениях проще, если вы сами согласитесь на исследования.
И зачем мне, подумала Алексия, облегчать вам жизнь? Она поморщилась и сказала:
— Что я должна делать?
Мистер Саймонс заулыбался, словно только что выиграл некое соревнование.
— Нам нужно понаблюдать за вашими запредельными способностями и подтвердить их опытным путем. Нет смысла затевать масштабные эксперименты, пока не доказано, что у вас действительно имеются предполагаемые высасывающие душу и временно снимающие проклятие свойства.
Мисс Таработти пожала плечами:
— Ну так приведите мне вампира. Потребуется всего одно прикосновение.
— Правда? Замечательно. Нужно, чтобы кожа дотрагивалась до кожи, или через одежду тоже срабатывает?
— По большей части я и касаюсь их через одежду. Я же, вообще говоря, хожу в перчатках, как всякий уважающий себя человек. Но в детали не вникала.
Мистер Саймонс мотнул головой, словно для того, чтобы в ней прояснилось.
— Мы вникнем в них потом. А сейчас я подумываю о несколько более глубоком опыте. В конце концов, сегодня же ночь полнолуния. И так уж случилось, что нам только что доставили изрядное количество сменивших облик оборотней. Мне бы хотелось посмотреть, сможете ли вы противостоять столь полному перевоплощению.
Мистер Макдугал, казалось, встревожился:
— Если ее способности преувеличены или все это обман, она окажется в опасности.
Мистер Саймонс ухмыльнулся во весь рот:
— Это будет частью опыта, ведь так? — Он повернулся к мисс Таработти: — Сколько времени вам обычно требуется, чтобы нейтрализовать сверхъестественного?
Алексия соврала сразу и без колебаний:
— Обычно немногим более часа.
Ученый, ничего об этом не знавший, был вынужден ей поверить. Он посмотрел на двух мордоворотов, которые сопровождали их во время экскурсии, и приказал:
— Несите ее.
Мистер Макдугал запротестовал, но безрезультатно.
Снова ставшую скорее пленницей, чем гостьей, мисс Таработти бесцеремонно поволокли обратно, в ту часть клуба, которая по факту являлась тюрьмой.
Ее отнесли в тот самый коридор, где их с лордом Акелдамой не смогли разместить по отдельности. Прежде тихий, сейчас он оглашался рычанием и воем. Периодически то одна, то другая дверь содрогалась, как будто на нее изо всех сил бросался кто-то крупный.
— Ага, — сказал мистер Саймонс, — вижу, они очнулись.
— Хлороформ поначалу действует на оборотней лучше, чем на вампиров, но, похоже, и отпускает быстрее, — доложил возникший словно из воздуха молодой человек в сером сюртуке и с блокнотом в кожаной обложке. На лбу у него сидело уже знакомое Алексии приспособление с линзами — стеклокуляры. На нем они почему-то выглядели менее дурацки, чем на профессоре Лайалле.
— И в какой же комнате он?
Молодой человек показал своим блокнотом на одну из дверей. Она была в числе тех немногих, что не содрогались, а оставались зловеще неподвижными.
