– Жаль?
«Ни человеческое тело, ни человеческий разум долго не выдержат мощи ядра».
– Почему оно впиталось именно в нее? Меня оно обжигало.
«Тебя оно, к счастью, не принимало. Ядро – скопление душ невинных детей, а именно девочек. Оно живое. Устроено так, что полностью принимает только женщин. Поэтому ядро сделало ее своим живым сосудом. Оно не отпустит ее и умрет вместе с ней. Но не сам мир».
Саша все больше убеждался в том, сколь сладко, хоть и порой мучительно неведение по сравнению с тяжелой правдой. Он оглянулся на Рейн, и та указала на выход. Счет шел на секунды.
Когда он обернулся к бабушке вновь, на экране его уже ждал новый текст.
«Я должна просить прощения за многое, но чувствую, что мое время подходит к концу. Я скажу то, что поможет тебе лучше понять себя. Возможно, то, что ты узнаешь, причинит тебе боль, но ты должен об этом знать. Наш замок. Кабинет твоей матери. Дно ее шкатулки с драгоценностями.
Всегда знай, что я любила тебя. Кажется, даже больше собственной дочери. Я знаю, что вряд ли заслуживаю этого… И все же прошу… Помни меня».
Аврора лежала неподвижно, как и тогда, когда он зашел. Но теперь что-то в ней изменилось. С тяжелым сердцем Саша закрыл вкладку с текстом, и перед ним открылось окошко с красным оповещением: «Объект не подает признаков жизни».
– Как же грубо это звучит. – На секунду его лицо содрогнулось в грустной улыбке. Он ударил по стеклу, и окошко исчезло.
* * *
На лестничной площадке каждого этажа находилась небольшая дверь к подземным туннелям, которые, согласно старым схемам здания, использовались в безвыходных ситуациях и вели за пределы научного городка – к главной трассе. Рейн и Саша остановились возле одной из таких дверей. Благодаря отключенному электричеству она оказалась открыта.
– Дальше вам придется самому. – Рейн хлопнула Сашу по плечу. – Вас встретят.
– Идем со мной. Твои знания о враге пригодились бы нам.
Он услышал смешок.
– Все, чем я могла бы вам помочь, находится в рюкзаке. Поверьте, мне лучше остаться по эту сторону баррикад.
Саша кивнул.
– Ты очень помогла мне.
– Нужно же как-то исправлять ошибки наших предков.
– Все равно спасибо.
– Отставить сантименты, Ваше Высочество.
– Я и не собирался до них опускаться. – Он открыл дверь и, прежде чем шагнуть в кромешную темноту, оглянулся. – Еще увидимся.
– Непременно.
* * *
Прошла, казалось, вечность, прежде чем Саша прошагал весь выложенный кирпичом туннель и поднялся по железной лестнице к заросшему травой люку, который, на удивление, поддался без особых усилий. Он вышел наружу, стянул маску, впервые за два месяца вдохнул свежий воздух и почувствовал, как ветер ласкает его лицо. Саша никогда не подумал бы, что однажды так соскучится по, казалось бы, таким естественным вещам. Но времени наслаждаться природой у него не было.
Вдалеке его ждал небольшой светлый фургон. Дверца открылась, и из машины вышла девушка. Она махнула Саше и дважды мигнула фонариком.
Да, это за ним.
Когда он подошел ближе, то смог лучше разглядеть встретившую его девушку: высокая, с русыми, как Саша предположил, волосами, собранными в пучок, и волнистыми прядками, выглядывающими из-за уха.
– Ваше Высочество, – кивнула она ему.
– Можно просто Саша.
– Я Ксара Бэлл…
– А я Лаура Свон, – помахала ему блондинка на переднем сиденье.
– Нам лучше поторопиться. – Ксара провела его к задним дверцам фургона. Внутри были лишь жесткие боковые сиденья и маленькая дверца с окошком в сетку, через которую можно было попасть к водителю.
Машина тронулась.
– Ехать до площадки всего сорок минут, но по дороге нужно забрать кое-кого. – Ксара не спускала сосредоточенного взгляда с дороги. – Вы ведь уже летали на частных самолетах?
– Да.
– Этот тоже частный, но по роскоши сильно уступает самолетам для монархов, так что будьте готовы.
Саша вымученно улыбнулся.
– После двух месяцев заточения я готов улететь отсюда на ржавой рухляди с заплесневелым салоном, если сойду с нее до того, как она развалится.
Лаура повернулась лицом к окошку. До чего же она была похожа на Анджеллину! Только глаза цвета золотистого меда, волосы прямые, чуть ниже плеч, а взгляд такой нежный, добрый, заботливый и в то же время любопытный, что Саша вдруг понял, что еще никто и никогда не смотрел на него так.
– Как вы себя чувствуете? – спросила она высоким, почти детским голоском.
– Все в порядке.
– По прибытии в Берлин вам бы к врачу обратиться.
– Для начала нужно кое-куда наведаться, но об этом позже.
– Поспите пока.
Он улыбнулся ей.
– Боюсь, я не смогу уснуть с чистой совестью, пока мы не пересечем границу.
– Все-таки попробуйте.
Сашу не пришлось долго уговаривать. Несмотря на ранний час, веки его были тяжелыми от усталости, а ум измучен правдой и утратой, которую он пока не осознал в полной мере. В глубине души он радовался, что не был сильно привязан к бабушке. Саша никогда не видел истинной любви, не знал, на что она способна во всех своих проявлениях, и не желал это испытать так же, как люди не желают проникать в чужие беды, в мнительном страхе допуская, что такая же беда может поразить их самих.
Он отбросил чувство вины, позорную жалость к себе и перед сном решил обдумать слова бабушки.
«Что может быть под первым дном шкатулки?» – любопытство и предвкушение от раскрытия этой тайны притупило противоречивые чувства от правды о его способностях. Он был горд тем, что гениальный острый ум был дан ему с рождения, но дико удручен тем, что это у него отняла родная семья, а вернуло отравляющее кровь Сердце ЗНР.
«Даже если я смогу излечиться, вновь стану таким, каким был до взрыва, – совершенно бесполезным в нынешних обстоятельствах. А слабоумие, хоть и приобретенное, не лечится даже в наше время… Замкнутый круг».
Ему потребовалась всего минута, чтобы уснуть на неудобной скамейке. Последними чувствами, которые он испытал перед отдыхом, были облегчение и вместе с тем глубокая тоска с примесью разочарования. Он раздражал своих мучителей поразительным спокойствием и насмешками, в то время как чувствовал себя сломленным, но был слишком гордым, чтобы это показать. Саша больше боялся даже не подарить другим удовольствие лицезрения его слабости. Он боялся, что, показав эту слабость, лишь сильнее разочаруется в самом себе.
