В ее усталых темно-серых глазах мелькнули огоньки недовольства и озлобленности, пальцы в кожаных перчатках бессознательно сжались в кулак, и линия нижней челюсти обрела резкие очертания.
– Ваше Высочество, – бросила Кениг, глядя так, будто лишь формальная вежливость и привитое уважение к королевским особам сдерживали ее от нахлобучки, которую она без зазрения совести устраивала обычным солдатам. – С воздуха мы видели, что ваши роботы сделали с рукой горгона. Не принимайте близко к сердцу, но решение отправить их туда, зная их меньше трех минут, было в стократ лучше, чем идея довериться вам даже после детально изложенного плана. Бундестаг рвет и мечет из-за вашего нахождения здесь. Нас с командиром дивизии и его заместителем могут отправить под трибунал за то, что мы доверились вам и позволили взять ситуацию в свои руки.
– Не принимайте близко к сердцу, но ваше доверие – ваше решение и проблема. И все же я благодарен вам.
– За то, что едва не лишились головы?
– Мне нужен свободный компьютер, чтобы закончить дело.
– Свободного, увы… – Кениг наконец взглянула на него и обомлела от шока. – Вы ранены. Срочно врача!
– Достаточно бинтов и обезболивающего. – Саша закрыл рану воротником. – Мы долго не продержимся. Предоставьте мне компьютер.
– Об этом не может быть и речи. Вы сейчас же покинете нас и вернетесь в Берлин.
Саша пропустил ее комментарий мимо ушей и, кивнув в ответ на жалкие попытки Кениг контролировать его, молча направился к первому компьютеру, попавшемуся на глаза.
– Я одолжу его ненадолго.
– Но…
– Спасибо.
Оператор, изумленная видом монарха и его настойчивостью, лишь беспомощно уставилась на начальницу и освободила место. Мисс Кениг закрыла глаза и сжала двумя пальцами переносицу, раздраженно вздохнув, а затем вернулась к наблюдению за битвой.
Горгон без руки, будучи не в силах сражаться как раньше, использовал ноги и давил скрежещущие под его натиском танки в передней части, добиваясь уничтожения бронекапсул с членами экипажа. Не без усилий вражеские солдаты ломали и гнули гладкоствольные пушки так, что те полностью выходили из строя; разносили дома, уцелевшие стены, забрызганные свежей кровью, – любое препятствие, за которым могли спрятаться германские солдаты. Пули отскакивали от их «смертельных доспехов», нередко возвращаясь к хозяевам и нанося им тяжелые раны. Не проходило и десяти секунд без криков боли и отчаянного плача несчастных с придавленными или сломанными обломками зданий конечностями. К одной из них подбежала Анко. Приподняв увесистую плиту, передавившую девушке ноги, она позволила той выползти. Бедняжка не могла пошевелить ногами, и Анко благодарила бога за то, что под слоем пропитанных кровью штанов не видит, что за месиво у той ниже пояса. Она взглянула в заплаканное перепачканное лицо, и ком обиды застрял в ее горле. Пострадавшей не было и двадцати пяти, а прежняя жизнь для нее навсегда оборвалась, сделав инвалидом. Под крики нестерпимой боли Анко взяла ее на руки и ринулась в сторону выхода из города к грузовику с пострадавшими, у которого с другой раненой уже стояла Астра.
– Все, битком. Уезжайте! – крикнула она.
Взглянув на подругу, Анко ее не узнала: белые собранные волосы с легким светло-сиреневым отливом посерели от пыли и грязи, а в низком пучке застряли кусочки земли и бетона, на правой грязной щеке до металлических мышц была разорвана кожа, а перчатки, как и грудь синей солдатской куртки, пропитались чем-то темным и жидким – не сразу Анко распознала кровь. Она взглянула на свои перепачканные руки и ноги, стерла с щек плотный слой пыли. От беспомощности и осознания тяжести их положения слезы выступили у нее на глазах. Происходившее вокруг не укладывалось в ее бедной маленькой головке, и сотни наивных вопросов рвали ее на части.
– Они повредили почти все танки, – начала Астра на обратном пути. – Говорят, придет новое подкрепление. Нужно продержаться до его прибытия.
Анко не разделяла ее стойкости.
Какое, к черту, подкрепление? Продержаться для чего? Чтобы уничтожили и его? Чтобы в конце проиграть и сбежать, не забрав тела убитых и не подарив шанс обездвиженным раненым?
В ее представлении война была в тысячу раз милосерднее того, что она видела теперь. Животный страх и неконтролируемая дрожь при виде неподвижных истерзанных людей с остекленевшими после предсмертной агонии глазами. Вонь сожженных тел и прожигающий легкие ядовитый запах гари. Мысль о том, что еще час назад ей не было знакомо ничего из ужасов войны, поражала истощенное воображение.
Они пробегали мимо медиков, спешивших с ранеными к новым грузовикам, как вдруг уши заложило от оглушительного грохота, и нечто докрасна раскаленное, сопровождаемое серым дымом, пролетело над их головами в направлении выезда. Они не успели оглянуться, когда раздался взрыв, и ударная волна откинула их вперед к сердцу битвы. На мгновение голоса затихли. Остались лишь треск и шум ветра, играющего с огнем. На них повеяло горячим воздухом, крупные раскаленные искры прожигали одежду. Они пришли в себя, зайдясь в приступе кашля от запаха гари, внезапно ставшего столь нестерпимым. Анко с трудом открыла глаза, облокотилась о землю и от увиденного проглотила крик ужаса. Отпущенный ими грузовик с ранеными разлетелся на куски, и крупные его обломки жадно пожирало беспощадное пламя.
В полнейшем бессилии, не контролируя скатывающихся по щекам слез, Анко развернулась туда, откуда был выпущен снаряд. Вдали стоял горгон с пушкой в руках, огромной, под стать его размеру.
Взгляд ее обратился к другим горгонам: оцарапанным, слегка поврежденным и хромым. Их было по-прежнему десять, и любой из них в одиночку одолел бы их. Краткие минуты маленькой победы они, будто проявив милосердие, стояли недвижно, наблюдая за хаосом с высоты своих защищенных кабин.
Сотворенный ужас, думала Анко, доставляет им удовольствие. Все они живы, солдаты в них невредимы, в то время как германцы разбиты, десятки раненых лежат в слепой надежде на помощь, а половина всего подкрепления уже на том свете.
Она вновь взглянула назад, на грузовик, и в глаза ей бросились части разорванных взрывом тел. Встав на дрожащие ноги, Анко развернулась к горгонам, чувствуя, как растет в ней бессильная ярость к людям в кабинах, вылившаяся в отчаянный крик.
– Анко, – обратилась к ней Астра, вставая с колен. – Стой…
Анко вновь не слышала ее. Выпрыгивая из грузовика, она была исполнена решимости и смелости, уверенности в том, что может помочь другим, переломать «смертельные доспехи» и вытащить наружу подлых солдат. Но бой вблизи с ними был невозможен: Астра пыталась, ее едва не раздавили. Все, что оставалось, – спасать жизни. Но сейчас она поняла, что лишь редкие счастливчики переживут эту битву, и никто – из тех, кто сел в грузовик.
«Саша был прав. То, что я снесла руку, ничего не значит. Мне просто повезло!»
Медики за их спинами суетились в поисках выживших среди раненых, чтобы посадить их в новые грузовики.
