Вряд ли, правда, группа после «House of the Rising Sun» была хоть в чём-то революционна – The Animals скорее догоняли, чем задавали тон. Впрочем, когда в 1976 году старинный состав воссоединился и записал диск с ироничным названием «Before We Were So Rudely Interrupted», («Перед тем как нас так грубо прервали»), это стало, наверное, одним из первых, если не самым первым примером реюниона заслуженного ансамбля – иные коллеги The Animals дожили до такого только в 1990-е или 2000-е. Так что где-то им всё-таки удалось вновь оказаться первыми – причём в самый неожиданный момент.
Глава 7. Калифорнийская мечта
THE MAMAS & THE PAPAS
ТРЕК-ЛИСТ:
1. CALIFORNIA DREAMIN’
2. MONDAY MONDAY
3. CREEQUE ALLEY
4. STRAIGHT SHOOTER
5. DEDICATED TO THE ONE I LOVE
6. WORDS OF LOVE
7. I SAW HER AGAIN LAST NIGHT
8. TWELVE THIRTY
9. FOR THE LOVE OF IVY
10. DREAM A LITTLE DREAM OF ME
История американской группы The Mamas & The Papas по-своему парадоксальна, и то же самое касается и рецепции их музыки. Так, творчество ансамбля обычно ассоциируется с летом – и не просто с летом, а с одним совершенно конкретным летом: с так называемым калифорнийским Летом Любви 1967 года (так принято называть период расцвета психоделической контркультуры). В самом деле, The Mamas & The Papas были среди тех, кто озвучил этот период – их песни стали саундтреком эпохи хиппи и до сих пор коннотированы соответственно. Однако самая знаменитая – и, с позволения сказать, самая «калифорнийская» композиция ансамбля – проникнута вовсе не солнечным настроением. «All the leaves are brown, and the sky is grey», – гласят первые строчки песни «California Dreamin’»: листья пожухли, небо затянулось тучами, какое уж тут лето?
«California Dreamin’» присуще качество, которое на самом деле может быть только результатом счастливой случайности, этого никак не запланировать – все мельчайшие элементы здесь находятся именно там, где нужно, на своём идеальном месте. Это и акустическое вступление, которое подытоживает нестабильный, жаждущий разрешения аккорд – почти как тот знаменитый битловский, с которого начиналась песня «A Hard Day’s Night». Это и бэк-вокал, превращающий нехитрую, в общем-то, мелодию трека в захватывающий обмен репликами – то, что называется по-английски call and response, а по-русски, научным языком, «антифонным пением». Это и строчка «stopped into a church» в начале второго куплета, в которой единственный раз этот бэк-вокал внезапно исчезает – почему именно здесь? как это логически объяснить? Невозможно – такое, повторюсь, не придумывается намеренно, но делается только по наитию. Кстати, строчку эту основному автору песни, Джону Филлипсу, предложила его жена и соратница по группе The Mamas & The Papas Мишель, а тот долго сопротивлялся, потому что не хотел петь про церкви – в семь лет его сдали в военно-католическую школу (не спрашивайте у меня, что это за заведение такое, я как-то предпочёл не интересоваться подробностями) и надолго отвратили от всего, что связано с религией. Но в конечном счёте строчка осталась и, видите, оказалась чуть ли не самой запоминающейся во всей композиции.
Наконец, это, несомненно, и соло на флейте, причем на альтовой флейте, у которой более низкий регистр по сравнению с обыкновенной – оно замечательно работает на создание убедительной печально-прохладной, осенней атмосферы. Сам звук песни «California Dreamin’» оказывается настолько иллюстративным, пикториальным, что её именно за это полюбили кинематографисты – где только она не звучит, от «Форреста Гампа» до моего любимого фильма Вонга Кар-Вая «Чунгкингский экспресс». За это – и ещё за то, что трек, конечно, поставляется в комплекте со зрительским ассоциативным рядом: стоит ему зазвучать, как у каждого, кто смотрит кино, активизируются его собственные, личные эмоции и воспоминания. То есть это оказывается простым и почти безотказным способом зацепить зрителя, завладеть его вниманием.
Интересно, что и композиция «Monday Monday», другой, лишь немногим менее яркий отрывок первого альбома The Mamas & The Papas «If You Can Believe Your Eyes and Ears», изданного в феврале 1966 года, – тоже скорее грустная, чем веселая по настроению. Пожалуй, этот трек мог бы стать гимном всех тех из нас, кому приходится каждый понедельник уныло вставать по будильнику и плестись на работу – эмоция в нём примерно такая же, как и в песне со словами «им бы понедельники взять и отменить» из репертуара Андрея Миронова, с той разницей, что у «мам и пап», разумеется, напрочь отсутствует типичная для советской эстрады юмористическая приподнятость (и слава богу). Откуда же берется в песнях The Mamas & The Papas этот неожиданно тяжелый для поп-музыки середины 1960-х эмоциональный фон? Возможно, погружение в историю группы поможет дать ответ на этот вопрос.
Познакомимся с главными героями: это Джон и Мишель Филлипсы, уже упоминавшиеся выше, а также второй вокалист Дэнни Доэрти и вторая вокалистка Кэсс Эллиот – вторые они только в моём перечислении, на деле ту же Кэсс нередко, и не вполне безосновательно, считают главным центром притяжения в ансамбле. Джону Филлипсу уже тридцатник, но пару лет назад он бросил жену и двоих детей ради Мишель – на тот момент начинающей фотомодели, ещё даже не достигшей возраста согласия. Вместе с Доэрти они до образования The Mamas & The Papas играли в нескольких не хватавших звёзд с неба фолк-составах. Кэсс же – девушка с несколько другим бэкграундом: она пела на Бродвее и даже пробовалась в мюзикл «Я достану тебе это оптом», но уступила Барбре Стрейзанд, которая была на год младше; именно та роль в итоге принесёт Стрейзанд первую славу. The Mamas & The Papas притягивают Кэсс не столько эстетически или стилистически, сколько чувственно – она влюблена в Дэнни Доэрти и даже устраивается работать официанткой в клубы, где выступает ансамбль, чтобы почаще видеться. Правда, Доэрти игнорирует её знаки внимания – ему больше по душе не Кэсс, которую сегодня назвали бы иконой бодипозитива, а Мишель Филлипс, красотка, скажем так, более традиционного типа; в какой-то момент у них втайне от Джона Филлипса начинается роман, и вслед за этим история The Mamas & The Papas превращается уже в настоящую мыльную оперу с бурными ссорами и сценами ревности.
В общих чертах ранний период деятельности ансамбля документирован в композиции «Creeque Alley» – редком в 1960-е годы примере автобиографической песни-летописи, в которой рассказывается о том, как The Mamas & The Papas вылупились из скорлупы американской клубной фолк-сцены, а потом, предаваясь вольной каникулярной жизни на Виргинских островах (и злоупотребляя в процессе разного рода вредными веществами – это вообще было фоном почти всей творческой деятельности группы) решили отойти от фолк-звучания и попробовать вскочить на подножку поп-музыкального поезда, годом ранее пронёсшегося по стране усилиями The Beatles и других групп британского вторжения. «And no one’s getting fat except Mama Cass», «и никто не жиреет, кроме Мамы Кэсс», – поётся в рефрене; сегодня его, наверное, сочли бы оскорбительным, учитывая действительно крупную комплекцию певицы, однако здесь, очевидно, есть и дополнительный смысл – намёк на то, что у Кэсс у единственной была относительно успешная карьера до прихода в группу. Приход этот, кстати, случился не сразу: Джон Филлипс позволял девушке участвовать в репетициях, но упорно продолжал, как говорят спортивные функционеры, накладывать вето на полноценный трансфер. А дальше случился эпизод, о котором не раз вспоминала сама Кэсс – как будто бы однажды в клубе во время монтажа сцены ей на голову упала металлическая балка; певица потеряла сознание, а очнулась с существенно более широким вокальным диапазоном, чем тот, который был у неё раньше. И вроде бы именно после этого Филлипс сменил гнев на милость и принял её в состав своего проекта. Звучит красиво, но, как подозревают историки, вряд ли соответствует действительности – более вероятно, что в The Mamas & The Papas её сначала не брали из-за пышных форм и вообще нестандартной для поп-звезды внешности, а потом, когда всё-таки взяли, пришлось придумать более или менее правдоподобное обоснование: почему раньше нет, а теперь да.
