Короче говоря, книги-книги-книги – позже у Belle and Sebastian даже выйдет короткометражка под названием «Books». Характерно, что, в лучших традициях тви-попа проект был образован не в гараже, как подобает рок-группе, а в университете, где его участники, собственно, обучались музыке – репетиционной же площадкой стало одно из помещений в церкви, в которой Мёрдок работал певчим в хоре. А как же легендарная триада секс-наркотики-рок-н-ролл, спросите вы? Ну, положим, с первой её частью у Мёрдока тоже всё было в порядке – одна из самых запоминающихся строчек в творчестве группы это «she was into S&M and Bible studies, not everyone’s cup of tea» («она увлекалась садомазохизмом и библеистикой – сочетание не для всех») из песни «If You’re Feeling Sinister». На раннем этапе существования проекта Стюарт жил вместе с другой участницей группы, Изобел Кэмпбелл – потом они расстались, но продолжали сотрудничать творчески, что, судя по всему, одно время привносило в повседневную жизнь ансамбля элемент напряжения, даже конфликта. Мёрдок тем временем стал встречаться с другой девушкой, как ни смешно, опять по фамилии Кэмпбелл – Трэйсиэнн Кэмпбелл из группы Camera Obscura, кстати, очень похожей на Belle and Sebastian стилистически. Ну и с какого-то момента в песнях героев этой главы стал регулярно звучать женский вокал – и в исполнении Изобел Кэмпбелл, и в исполнении приглашённых певиц уровня Норы Джонс, а уж в сайд-проекте под названием God Help the Girl Мёрдок собрал целый девичий цветник.
То есть секс – да, а вот наркотики и рок-н-ролл мимо: Belle and Sebastian – совсем не по этой части. И это неудивительно, если учесть, например, откуда взялось название проекта – вы же наверняка обратили внимание на то, что главные действующие лица тут вовсе не Белль и не Себастьян, да и вообще людей с такими именами нет в составе? В самом деле, заголовок не имеет отношения к музыкантам ансамбля – он позаимствован из названия французского телесериала для детей о шестилетнем мальчике и его собаке. То есть образ, с ходу транслируемый группой в мир, – это образ такого уютного тихого инфантилизма, а вовсе не «жизни на полную катушку» и прочих рок-музыкальных штампов. Собственно, жить на полную катушку у Стюарта Мёрдока, вероятно, может не получиться по чисто медицинским соображениям – он с юности страдает так называемым синдромом хронической усталости, из-за которой даже с трудом, с долгими паузами и фальстартами получал когда-то высшее образование. И это, кстати, тоже довольно показательный момент: рок транслировал в мир образ силы, здоровья, витальности. Когда фронтмен группы Led Zeppelin Роберт Плант однажды попал в автокатастрофу и оказался временно прикован к инвалидному креслу, группа отменила тур: казалось немыслимым, что Плант будет петь, сидя в коляске. Но поп-музыка иного склада куда толерантнее к недугам – и вот уже Моррисси, прямой, непосредственный источник вдохновения для Belle and Sebastian, появляется на сцене в слуховом аппарате, а Стюарт Мёрдок переплавляет в пронзительные песни в том числе и опыт собственных хворей.
Первый альбом Belle and Sebastian, «Tigermilk», был записан в 1996 году и издан тиражом всего 1000 экземпляров. Как вы догадываетесь, сейчас экземпляры из этого тиража – почти недоступная коллекционная редкость, потому что скромный, мелодичный и начитанный тви- или инди-поп Belle and Sebastian внезапно прозвучал существенно громче, чем планировалось: на группу обратили внимание лейблы, концертные промоутеры и, главное, довольно-таки широкая публика. Ко всему этому Мёрдок, надо сказать, ещё долго продолжал относиться с иронией – третий альбом проекта, «The Boy with the Arab Strap», открывался композицией под названием «It Could Have Been a Brilliant Career» («Это могла бы быть прекрасная карьера»), а в балладе «This is Just a Modern Rock Song» застенчивый фронтмен пел буквально следующее: «это просто современная рок-песня, просто унылая жалобная элегия, а мы – всего лишь четверо ребят в вельветовых штанах, и музыка у нас добротная, но не замечательная». Более того, участники Belle and Sebastian продолжали работать на обычных работах – Мёрдок, правда, уже реже пел в церкви сам, но учил этому юных прихожан, – то есть они сами как будто упорно не верили в то, что ситуация складывается в их пользу.
Но между тем это было именно так – и, наверное, ретроспективно можно понять почему: на фоне музыки, почти безальтернативно громкой и напористой (а таковой в середине 1990-х в Британии был и гитарный рок в духе Radiohead, и танцевальная электроника по типу The Prodigy, и брит-поп, и даже просто поп образца группы Spice Girls) требовалась какая-то отдушина, нужен был кто-то, кто будет разговаривать с тобой – то есть со слушателем, – не повышая голоса, спокойно и внятно. И его речь при этом будет, как кажется, обращена напрямую к тебе – а не к безликой толпе обожателей; вот эту роль и сыграли в британском музыкальном спектакле 1990-х Belle and Sebastian. Именно на это мир и не замедлил отреагировать: альбом «Boy with the Arab Strap» получил престижную награду BRIT Awards, заполз в топ-20 и снискал благосклонные отзывы в журналах типа Rolling Stone. Впрочем, музыка параллельно тоже менялась – теперь Belle and Sebastian делали её не совсем на коленке, в ней возникли всякие причудливые звуки (духовые, струнные), а её автором с этих пор уже не всегда выступал лично Стюарт Мёрдок; сонграйтерские таланты потихоньку стали открывать в себе и другие музыканты. К примеру, обаятельную пьеску «Jonathan David» написал гитарист и вокалист Стиви Джексон.
По ней, впрочем, становится кристально ясно следующее: когда в твоей группе есть харизматичный лидер (пускай и со странной, тихой, неброской харизмой), нет-нет да и подпадаешь под его влияние – казалось бы, уж Стиви Джексону-то какое дело до Библии, он и в церкви не пел, но видите, и его композиция оказалась посвящена ветхозаветной истории Давида и Ионафана; возможно, вы помните эрмитажную картину Рембрандта на этот сюжет. Впрочем, трек даёт повод поговорить не только о культурном контексте, интересовавшем Belle and Sebastian, но и об их сугубо музыкальной родословной – и здесь любопытно то, что крен явно идёт в сторону 1960-х, но других 1960-х, нежели те, которые с упоением возрождали музыканты бритпоп-волны. Герои этой главы – наследники не The Beatles и не The Rolling Stones, а музыки помягче и поизящнее, часто скрывающейся за немного неуклюжим стилистическим определением барокко-поп: под этой вывеской скрываются, например, такие группы, как американцы Love под управлением Артура Ли и The Left Banke или британцы The Zombies. Здесь уже одними бренчащими гитарами не обойтись – кстати приходятся и клавишные, особенно старое доброе фортепиано, и меланхоличные трубы, и ненавязчивые оркестровки; вот именно всем этим и стали со временем полниться записи Belle and Sebastian.
А потом случилось совсем неожиданное событие – очередной студийный альбом «Dear Catastrophe Waitress» группа затеяла делать в компании не кого-нибудь, а продюсера Тревора Хорна! Если вам ничего не говорит это имя, вспомните, скажем, хит «Relax» восьмидесятнической группы Frankie Goes to Hollywood, образец синтипоп-гламура той эпохи, то есть всего того, чему инди-рок, из которого вроде бы выросли наши герои, отчаянно противостоял. Серым кардиналом этой записи – и ещё множества хитов 1980-х – был именно Хорн, поэтому связка с Belle and Sebastian смотрелась довольно странно: почти как союз изобретателя стены звука Фила Спектора и тихого барда Леонарда Коэна при работе над альбомом «Death of a Ladies Man» последнего. Впрочем, результат получился совсем недурственным – и вскоре стало понятно почему.
