– Патрон!
Спешно перезаряжаем бронебойное ружьё, и тут же я жму на спуск, уже не обращая внимания на чувствительные удары упора щеки при выстреле. Но в этот раз пуля моего ПТРД срикошетила от броневого листа крышки рубки, чиркнув по ней и высеча искру, словно спичка… Зараза, очень быстро они пятятся назад, слишком быстро!
– Тимур, держи ствол, нужно перемотать прицел!
В последний раз я даже не пытался смотреть в накренившуюся оптическую трубку, болтающуюся на бинтах, и целился с помощью штатного прицела, вынесенного слева от ствола. Теперь же, сцепив зубы и не в силах думать о чем-то, кроме самоходки, я в диком напряжении перематываю трубку, чтобы сделать хотя бы один-два точных выстрела. Хотя бы один-два до того, как «штуга» остановится и всадит очередной снаряд в брешь в стене!
Я не успел. Сделав короткую остановку и выстрелив, самоходка вновь подалась назад, а осколочный снаряд взорвался на первом ярусе внутри здания. Но когда «штуга» вновь тронулась с места, оптика была готова к очередному выстрелу, и, поймав в полукрест прицела смотровую щель механика-водителя, я потянул за спуск, взяв необходимое упреждение.
Германское штурмовое орудие дернулось и замерло на месте.
– Патрон!
Тимур вставляет очередной Б-32 в патронник, пока я целюсь в смотровую щель заряжающего, располагающуюся слева от меня (спасибо послезнанию!). Закрыв затвор, тут же произвожу выстрел, каким-то шестым чувством уловив, что не промахнусь, что фрицы не закрывали триплексы броневыми заслонками…
Есть попадание!
Наспех перемотанная оптическая трубка вновь разболталась, но даже снайперски точный выстрел по триплексу наводчика не факт, что сумеет его зацепить. Ибо наводчик, скорее всего, приник к оптике панорамного прицела орудия.
Но пока я колеблюсь с извечным вопросом «что делать?», правый от меня люк рубки раскрылся и наружу начал спешно выбираться уцелевший артиллерист. Взять прицел и точно выстрелить без оптики на четыреста с лишком метров я не успеваю, но немца это не спасло… Внутри машины неожиданно и мощно грохнуло, расперев рубку, а тело последнего члена экипажа исчезло в столбе пламени, ударившего из открытого люка. Довоевался самоходчик! Все же последний мой выстрел был самым удачным: зацепила-таки боеукладку срикошетившая внутри бронебойно-зажигательная пуля! И сейчас четыре десятка немецких снарядов сдетонировали на моих глазах…
Распластавшись на крыше рядом с ружьём и немного переведя дух, я с радостью различаю, что с нижнего яруса в сторону немчуры по-прежнему рычат трофейные машингеверы, а от входа грохочат советские автоматы, не давая гансам войти в здание. Значит, не накрыла самоходка моих ребят, похоже, снаряд взорвался дальше по коридору!
Облегченно выдохнув, я посмотрел в сторону опорного пункта и не смог сдержать тихого, усталого «ура»: сквозь проходные внутрь заводского периметра уже втягиваются оставшиеся штурмовики, объединившись с основными силами роты. А батальонный резерв уже беспрепятственно втягивается в проходы в проволочных заграждениях, им до нас всего ничего осталось!
Выходит, отбились…
Глава 18
9 июля 1942 года, 1 час 12 минут.
Река Воронеж, район Чернавского моста.
Диверсионно-штурмовая группа старшего лейтенанта Самсонова
Мерно, едва слышно скрипят весла в уключинах, на совесть смазанных. Затаили дыхание бойцы, со страхом смотрящие на занятый немцами берег. Оно и мне как-то не по себе, сейчас запустят гансы «люстру» правее моста, разглядят лодки да накроют нас прицельным огнем МГ, невзирая на подготовленный маскарад. А между тем все мои бойцы одеты в чистые трофейные кители фрицев, сапоги, массивные германские каски, даже гранатные и магазинные подсумки развешены на ремнях строго согласно уставу; плюс все бойцы разучили со мной несколько дежурных фраз на немецком. И в этот раз в моей группе из двенадцати человек нет ни одного грузина, осетина или армянина, только братья-славяне. Может, горячие кавказские парни с ярко выраженными национальными чертами лица и воюют в составе специализированных подразделений СС (я точно слышал о заброшенных в Чечню диверсантах из числа местных), но вряд ли подобных типажей можно встретить в кадровых частях вермахта… В подтверждение легенды на дне лодки распластался «связанный» (веревки просто обплели запястья младшего сержанта) Коля Вершинин, близкий мне по комплекции и потому облаченный в мою же форму старшего лейтенанта. Даже его «трофейное» вооружение – ППШ с заботливо снаряженными дисками, четыре «лимонки», ТТ с двумя запасными обоймами и финка – прихватили с собой, разместив на дне лодки, так же как и «трофейное» ПТРД с кустарно прикрепленной на кронштейн штатного прицела оптической трубкой. «Вундервафля» Советов, ага…
Тонкая полоска месяца дает совсем слабое освещение, но все же внимательный взгляд наблюдателя может заметить две лодки, двигающиеся параллельно друг другу уже на середине довольно широкой реки. Мой план строился на том, что фрицы запускают осветительные ракеты ближе к мосту, и если массовую переправу они заметят однозначно, то две невысокие утлые лодочки, может, и не разглядят. А уже на берегу я со своим знанием немецкого смогу затереть о возвращении разведгрупп – по крайней мере до того момента, когда мы окажемся к врагам достаточно близко, чтобы пустить в ход клинки. В общем-то, не самый плохой план, в целесообразности которого я с таким трудом сумел убедить комполка всего несколько часов назад…
– Я тебе уже все сказал, старший лейтенант! Нет!!
– Товарищ майор, с заводом же получилось!
– А ты слова полкового комиссара уже забыл?! Лисин тебя под трибунал за неповиновение приказу отдать хотел! Это тебе не екатерининские времена, сейчас и победителей при случае судят!
Тут Митрофан Иванович Васильченко прав, ничего не скажешь: толстый, словно боров, комиссар с узкой щелочкой заплывших жиром глаз орал на меня так, что я всерьез обнадежился на скорый инсульт у Лисина. Аж жилы на лбу надулись, голос сорвался, а вот апоплексического удара я так и не дождался, к собственному вящему сожалению. Если же свести речь полкового комиссара к общему знаменателю, избавив ее от угроз, мата, оскорблений, то смысл ее сводится к тому, что начинать атаку я должен был со всеми, всей ротой. И точка. Никакого логического обоснования, никакого понимания того, почему я сделал так или иначе, никакой скидки, что рота понесла меньшие потери относительно других подразделений, даже несмотря на то что первой пробила оборону врага и обеспечила успех батальона, – ничего. Поначалу все происходящее казалось мне каким-то неадекватным фарсом, но в какой-то момент до меня дошло, что боров всерьез считает успех моего подразделения серьезнейшим нарушением… Впрочем, именно тогда за меня вступился Васильченко, но нарвался на неожиданно грубый ответ – Лисин даже пообещал накатать на него то ли рапорт, то ли жалобу начальнику гарнизона подполковнику Дюльбину. И ведь настучал же, уродец! А тупой как пробка Дюльбин, не имеющий ни достаточного боевого опыта, ни образования, ни знаний, поставленный начальником гарнизона Воронежа потому, что относительно других командиров полков был старше по званию, своего полкового комиссара выслушал с большим вниманием. Как итог, вчера в 20:00 два батальона полка начали перебрасывать к Чернавскому мосту, за которым уже закрепились фрицы, а завершение развёртывания было запланировано на 00:00. После чего в 2:30 мы, по замыслу командования, должны лихой ночной атакой сбить прочно закрепившихся на мосту германцев…
