Больше всего Константина беспокоило, почему люди не вернулись. Он обшаривал комнату за комнатой в жилой части дворца. Наконец, повезло, нашлись сапоги, а следом и побитый молью френч темно-синего цвета с золотыми эполетами, которые он тут же оторвал. Пиджачок был вполне себе ничего, крепкий. Намотав портянки и обувшись, Воронцов почувствовал себя уверенней, а когда еще и мундир натянул, то стало вообще хорошо, вот только все сильнее хотелось есть и пить. Вино — штука хорошая, но жажду им утолять тяжело. Еда в мертвом городе, который люди оставили давным-давно, жизненно важный вопрос, тут не найти консервов, тут не найти овощей. Разве что одичавший фруктовый сад подвернется.
Больше никаких трофеев в уцелевших разгромленных комнатах, Константин так и не нашел. Зато нашел лестницу, ведущую на первый этаж. Ей досталось. Обвалившееся перекрытие и часть крыши ее конкретно завалили, пришлось карабкаться по обломкам, чтобы спустится вниз. Столько мату этот дворец, наверное, еще не слышал. Константин подбадривал себя ненормативной лексикой, как мог. Больше всего досталось академику, который его сюда засунул. Пару раз крупные камни вылетали из-под ног, и он только чудом сохранял равновесие, чтобы не загреметь с десятиметрового завала. Один раз нога провалилась и намертво застряла. Качнись он чуть вперед, и гарантированно получил бы перелом, так что, пришлось повозиться, чтобы ее разблокировать. Наконец, завал остался позади, и Воронцов, вытерев пот со лба, вступил на вполне себе приличную и относительно целую мраморную лестницу. Обернувшись, бывший детектив посмотрел на препятствие, которое только что преодолел.
— Е….л я ваш бл…ский цирк, — выдал он вслух и, выудив початую бутылку вина, сделал пару крупных глотков.
Его сапоги гулко бухали по ступеням. Он вышел в холл дворца. Огромная мраморная лестница, покрытая красной ковровой дорожкой, куски потолка, от мелкого щебня до размера автомобиля, усеивали пол. Скелетов тут хватало, несколько десятков человек, наверное, даже больше, он не считал, но кто-то старательно обобрал их, не оставив Воронцову ничего ценного. Именно в этой точке здание пострадало не слишком сильно. То, что эта лестница ведет в сторону разрушенного тронного зала, не было никаких сомнений, вот только ему туда не нужно, пока не нужно. Поэтому, перехватив поудобнее единственное свое оружие — железный прут с острым краем, Константин направился к огромному арочному проему, ведущему из дворца. Хотело вдохнуть свежего воздуха и посмотреть центральный выход в город. Очень хотелось пить, на зубах скрипела каменная крошка. Он набрал в рот вина, прополоскал и выплюнул, потом сделал еще один глоток. В бутылке осталась половина. Вино вообще штука коварная, а тут еще на пустой желудок, так что, он ощутил небольшой хмель, нужно искать воду, и в темпе. Он посмотрел на чудом уцелевшее зеркало, старое, мутное, но разглядеть себя можно. Рожа грязная, пыльная, и в двух местах расцарапана о камни, трофейный френч, словно с помойки, хоть и крепкая ткань, но рукав порван после его альпинистских упражнений, сапоги в белой пыли. Руки пострадали меньше, поскольку были обмотаны кусками простыни. Только теперь это были грязные тряпки, прорванные в разных местах. Так что, план у Воронцова был простым — найти воду, еду, если такое вообще возможно, оружие и место, где он сможет хоть немного отдохнуть, слишком много навалилось на мужика за последние часы.
Воду Константин обнаружил почти сразу, как только прошел через распахнутые огромные двери. Прямо перед входом стояла чаша огромного фонтана, метров двадцать в диаметре. Да, сейчас он, конечно, не работал, но дожди исправно наполняли ее. Конечно, туда нанесло грязи и листвы, но, если аккуратно, то удастся напиться и набрать воды. Вероятность того, что он потом будет дристать дальше, чем видит, была почти стопроцентной, хотя, может, и повезет, желудок у Константина мог «гвозди» переваривать. Но нужно было рисковать, вином, можно напиться, а не утолить жажду, да и шататься под шафе по этим руинам — верный приговор.
Вода была немного мутноватой и пахла прелой листвой. Воронцов очень аккуратно разогнал растительность. Достав пол-литровую флягу, отделанную серебром (нашлась она случайно, под рваной, грязной от дождей, оборванной занавеской в одной из комнат, явно делали на заказ для кого-то офицера, видно, что не уставная), он аккуратно опустил ее в воду, предварительно натянув на горлышко кусок простыни, хоть какая-то фильтрация. Быстро наполнив, он добавил грамм сто вина, используя его как обеззараживающее, и только потом сделал первый глоток, утолив жажду. Правда, пришлось повторять процедуру, поскольку фляга опустела. Появилось ощущение наполненности желудка, вот только это обманка, жрать все равно скоро захочется, и захочется по-настоящему.
Повесив флягу через плечо, Константин взбежал по ступеням. Осматривая холл, он заметил в одном из боковых, наполовину разрушенных коридоров, крохотную дверь, ведущую в помещение для слуг. Там были разные швабры, ведра, все разбросано, но мародеров подобная добыча не интересовала. Схватив ведро, он вернулся к фонтану. Оглядевшись и не обнаружив ни опасности, ни любопытных вуайеристов, он разделся догола, наполнил таз водой и принялся умываться. Бинты на ладонях промокли, но это не важно, все равно менять, да и раны надо промыть. Стянув мокрые тряпки, он озадаченно уставился на израненные ладони. Порезы, достаточно глубокие, почти закрылись, и выглядели так, как будто им не шесть часов, а минимум три дня. Если так и дальше пойдет, то к ночи вообще затянутся.
— Ну, академик, удружил, — произнес Воронцов вслух. — Что же ты со мной такого делал, что у меня регенерация, на которую я, в принципе, не жаловался, теперь работает в сотню раз эффективней? Уж не поэтому ли так хочется жрать?
Ведь регенерация не берется из неоткуда, она результат ускорения процессов организма, который академик, так и оставшийся безымянным, подстегнул своими уколами. А может, это результат переноса? Черт, да плевать, главное — что руки целы. А пищу он найдет, на худой конец крысы сгодятся. Ведь должны же быть тут крысы? И тут до Константина дошло, за все часы блужданий по дворцу, он не видел ничего живого — ни паутины, которая даже в обычных домах по углам — привычный антураж, ни помета мышей, которые за время запустения должны были сгрызть все, до чего дотянулись бы их зубы, ни птичьих гнезд на чердаке и под половиной уцелевшего купола. Мысль о том, что живность очень не любит место, где он оказался, напрягала. Скосив взгляд, он посмотрел на кусок не слишком увесистой железки. Оружие аховое, если кого и можно грохнуть, то сильно постаравшись. Да и чутье, проснувшись, говорило, что нужно сваливать из дворцового комплекса.
Вот только идти в разрушенный город, где он видел всякую живность без надежного оружия, да еще на ночь глядя, — верный приговор. А судя по тому, что свет стал более тусклым, время тьмы не за горами, и если днем, еще куда не шло, то ночью блуждание в руинах станет смертельно опасным. Дворец прилично пострадал, но в нем есть пара уцелевших комнат, да даже та каморка с ведрами могла послужить вполне приличным убежищем. Но еще с крыши Воронцов заметил стоящий чуть в стороне комплекс зданий из трех домов в два этажа. Ему, конечно, тоже досталось — окна выбиты, двери сорваны с петель, у одного просела крыша, у второго обвалилась стена. А вот третий, что располагался дальше всех, с виду был самым целым.
