– А что за миссия? – тихо спросила Марта.
Все хмуро посмотрели на нее.
– Наша цель… – Валдис задумался, потом тяжело вздохнул, приняв решение не скрывать от ведьмы правды – Осквернить родовой источник в замке Минэя и открыть оттуда портал для Аша.
* * *
Утром я проснулся с тяжелой головой и весь в тревожных ожиданиях. Съел на автомате все колбасу с тушеной капустой, что передо мной поставил Олаф и осторожно приступил к расспросам горбуна.
– Слушай, а как ты меня в замок провести собираешься?
– Пойдем вечером, когда в замке все уснут. Князь должен уже уехать. Конрад нас представит охране, как купцов, вызванных к княгине.
– А это не насторожит их – купцы к княгине, да еще поздно вечером?
– Так не ночью же! Вечер – обычное дело, когда господа не хотят, чтобы слуги знали по их дела. К тому же встреча с ней будет в часовне, а значит, нас вообще мало кто увидит.
– Ну, как скажешь.
Олаф по-отечески усмехается, собирая на поднос грязную посуду:
– Поди соскучились, княжич? Почти год с матушкой не виделись. Хорошая она у вас.
Меня хватает лишь на то, чтобы смущенно кивнуть головой. Врать совершенно не хочется. Осторожно спрашиваю слугу:
– Как думаешь, матушке стоит про все, что случилось, рассказывать?
– Даже не сомневайтесь! Её светлость – единственная, кому вы сейчас можете довериться. – С пылом откликается Олаф. Замолкает на несколько секунд, а потом добавляет – И спросите ее совета, как вам быть с князем. Он человек …сложный, не знаешь, чего от него ожидать.
Я снова согласно киваю и спешу перевести разговор на другую тему.
– Может, до вечера по лавкам пройдемся? Хочу к алхимикам и кузнецам зайти – нужно посмотреть, что у них есть.
– Можно и зайти. Только таких знатных лавок, как в Ируте, здесь вы все равно не найдете.
– А вдруг?
Олаф пожимает плечами, видимо не собираясь меня переубеждать, и я начинаю одеваться. Время до вечера все равно нужно чем-то занять, чтобы не сойти с ума от волнения, так почему бы не провести его с пользой?
За делами этот день пролетел совершенно незаметно. Мы обошли большое количество лавок и несколько кузниц в нижнем городе, увидели много чего интересного, кое-что нужное даже прикупили. Оказывается, если правильно задавать людям вопросы, многое можно найти и в Минэе, надо только быть настойчивым в своих поисках. Олаф был очень удивлен, когда здесь, например, нашлась селитра, или алькастова соль, как местные ее называют. А чего нет в лавках, то для вас доставят из Фэсса или Ирута, но уже за большие деньги. Торговые караваны в другие княжества – дело сейчас не только хлопотное, но и опасное для жизни и кошелька. Значит, и дерут за такой товар втридорога.
Наконец, перекусив и дождавшись, пока на город опустятся сумерки, мы отправляемся навстречу судьбе. Если честно, волнуюсь я жутко. Не знаю, как буду разыгрывать перед матерью Йена любящего сына. Стыдно врать. Но с другой стороны жалко несчастную женщину, которая одного за другим потеряла двоих сыновей. И вот что прикажете делать? Олаф чувствует мой мандраж, но понимает его по-своему – наверное, думает, что я боюсь наткнуться на кого-нибудь из родственников. Пусть амулеты надежно скрывают и мою внешность, но все равно ведь придется отвечать господам на разные неудобные вопросы. А не хотелось бы…
Но все происходит на удивление гладко. Конрада, который встречает нас неподалеку от ворот замка, я узнаю сразу, и в памяти почему-то всплывает, как он прикрывал юного Йена от страшного отцовского гнева – прятал его в одной из многочисленных кладовых, пока князь не перебесился и не сменил гнев на милость. Он не скрывает радости от моего появления, но кажется, чужая личина останавливает его от того, чтобы обнять меня по-отечески. Я сам кладу руку ему на плечо, приветствуя старого слугу:
– Здравствуй, Конрад! Не узнал? Как поживаешь? Как Тереза, как Мирт?
– Живы, и слава Единому. – Лицо его вдруг мрачнеет – Про старшего моего сына слышали?
– Слышал. Прими мои соболезнования.
– И вы, княжич, примите мои. Жаль Ульриха, хороший воин был, смелый, и князь из него неплохой получился бы. Не было в нем лишней жестокости.
Я киваю, и наш разговор быстро затухает – мы подходим к въездным воротам в замок. Массивная кованная решетка уже опущена на ночь, ворота наглухо закрыты, и для прохода осталась лишь небольшая дверца, оббитая железом. Стражники настороженно оглядывают нас, но слова Конрада служат для них пропуском:
– Это купцы к княгине по важному делу. Командир должен был вас предупредить.
– В главный дом?
– Нет, Ее светлость распорядилась проводить их в часовню.
– Проходите.
Прежде, чем попасть в основной внутренний двор замка, нам приходится пройти под длинным гулким сводом проездной арки, потом миновать пару небольших замкнутых дворов и лишь после этого выйти на широкую открытую площадь, мощенную булыжником. На меня потоком обрушивается узнавание, теперь кажется, что здесь мне знаком каждый камень. Но в основной жилой корпус, где расположены все парадные залы и жилые покои, мы не идем, сразу сворачиваем в сторону и дальше проходим по крытой галерее, а потом и через лабиринт узких мрачных коридоров. И если в галерее на стенах еще горят светильники, то в коридорах царит полная темнота – ночью здесь мало кто ходит. О том, чтобы применить магию и создать на ладони факел для освещения дороги, не может быть и речи. Конрад достает масленый светильник и зажигает фитиль, но толку от него немного – его света хватает лишь на то, чтобы не пропустить следующий поворот. Наконец, мы снова выходим на улицу и попадаем в еще один небольшой закрытый двор. Память подсказывает, что именно здесь расположена часовня замка и корпус со старыми гостевыми покоями, которыми давно уже никто не пользуется из-за ветхости. Сердце замирает, а потом пускается вскачь, когда из дверей часовни показывается невысокая женская фигура с такой же масляной лампой в руке. Поседевшие от горя волосы, заострившиеся черты лица… Мы медленно идем навстречу друг другу, и замираем на расстоянии десятка шагов. Мои спутники расступаются, женщина с тревогой и надеждой всматривается в мое лицо, хотя в неверном свете ламп, наверное мало что можно рассмотреть. Я снимаю амулет. Она неуверенно шепчет.
– Йен…?
В глаза появляются слезы, княгиня застывает, непроизвольно зажав рот изящной рукой, чтобы не вскрикнуть.
Мое тело помимо моей воли срывается с места и бросается на призыв этого тихого родного голоса. Его невозможно остановить. Это сильнее меня. В этот момент мне кажется, что я сейчас умру, если не прижмусь губами к ее рукам. И колени мои сами собой подкашиваются и опускаются на брусчатку двора перед княгиней, когда я слышу тихий женский всхлип и ее материнское на выдохе:
– Мальчик мой… слава Единому, ты жив!
