Сразу после обеда, у меня состоялась короткая беседа с проворовавшимся интендантом. Взглянув на исхудавшего, невзрачного мужчину с редкими волосами и острым носом на посеревшем лице, я еще раз убедился, что поступки человека накладывают характерный отпечаток на его внешность. Передо мной стояла крыса. Пожилая крыса. Которую трудно чем-то испугать. Это вам не трус Кроден. Даже не сомневаюсь, что заначек и схронов у Байзлера осталось много, но он скорее сам удавится, чем расстанется с ворованным.
Дочитав допросный лист, я отложил его в сторону и поднял глаза на негодяя. В чем же твоя слабость, которая заставит тебя по-настоящему испугаться и начать изо всех сил цепляться за свою сволочную жизнь? Может, угроза твоему посмертию…?
— Надеешься легко сдохнуть, вор? — сделал я первый шаг, осторожно прощупывая почву — Зря. Посмотри на мое настоящее лицо и забудь об этом…
Не разрывая с ним взгляда, я медленно снимаю с шеи шнурок с личиной и даю ему увидеть свой настоящий облик. Мое лицо в шрамах заставляет его нервно вздрогнуть и отшатнуться. А я вкрадчиво продолжаю голосом доброго маньяка
— Как думаешь: я способен хоть на какую-то жалость после того, что со мной сотворили на Острове? А хочешь, я расскажу во всех подробностях, как лично пытал твоего подельника Кродена, и, как эта жирная свинья визжала от ужаса? Знаешь, я очень талантливый, и многому научился у нашего палача — если не веришь, спроси у моей охраны…
— Князь, может не нужно, а? — с тоской в голосе простонал за спиной арестанта Лем — Мало про вас слухов по Замку ходит, так теперь еще и среди солдат пойдут! Угваздаетесь опять кровью по самую макушку, и как потом в таком виде назад в лагерь возвращаться будем?
В крысиных глазах Байзлера наконец-то мелькает животный страх. Нужно срочно закрепить результат! И я киваю, соглашаясь с Лемом
— Конечно, солдаты не должны ничего знать. Поэтому я отвезу вора далеко в лес и пытать буду там, где его вопли не услышит никто, кроме диких зверей. И брошу его еще живого им на съедение, чтобы они потом растащили кости по оврагам, а его подлая душа не нашла посмертия в садах Единого и вечно скиталась по Риону неприкаянной… Она вселится в какую-нибудь грязную крысу, где ей самое место!
— Чего ты хочешь от меня, чудовище?! — сдается арестант
— Денег, конечно. За легкую смерть и надежду на перерождение нужно заплатить.
— Ты настоящий сын своего отца… Нет, ты еще хуже!
— Разумеется. А как же иначе? — изображаю я искреннее удивление — Мой добрый отец просто велел бы безо всяких затей содрать с тебя с живого кожу. Но я же знаю массу других, более интересных способов заставить человека отдать украденные у меня деньги, и сегодня ты с ними познакомишься. Будет очень весело, клянусь!
Я с хрустом откусываю большой кусок от яблока и мечтательно улыбаясь, медленно жую. Ну, же… сдавайся скорее, крыса, нам еще заначки твои откапывать…
— Хорошо… — покорно опускается на колени бывший интендант — но поклянитесь, князь, что смерть моя будет легкой!
— Клянусь — с наигранной неохотой произношу я, и магия вспыхивает на ладони, подтверждая данную клятву — Сейчас мои ребята пойдут с тобой, и ты отдашь им все спрятанное. С вами будет сильный маг, поэтому давай, без глупостей — легко умереть тебе все равно никто не даст. Если скроешь что-то, пощады не жди — закончишь свою жизнь в кошмарных муках.
— Повезло тебе, дурак, что наш князь недавно пообедал — тихо шепчет Лем, хватая Блайзера за шкирку и выволакивая его на негнущихся ногах из шатра — когда он голодный, ему на глаза лучше вообще не попадаться!
Ага… прямо как в стишке: “Поел, поспал, и тут внезапно перехотелось убивать”! Усмехаюсь им вслед и снова надеваю на шею шнурок с личиной. Вот так и рождаются страшные легенды о юном князе, превратившимся в чудовище…
…Казнь интенданта прошла на закате, и по моему распоряжению она была предельно показательной. Чтобы ни у кого больше и мысли не возникло, что можно безнаказанно запустить руку в княжескую казну или украсть армейское имущество. Под звуки барабанов вора медленно провели перед длинным строем солдат к наскоро сооруженной на поляне виселице и заставили взойти на помост. Байзлер шел слегка покачиваясь от слабости и низко опустив голову, стараясь ни с кем не встречаться глазами. Не слышно было ни жалоб, ни проклятий от него — он уже был рад и тому, что я вообще сдержал свое обещание.
По словам Лукаса на части его тайников стояли очень неприятные магические охранки. Байзлер об этом меня не предупредил, так что я вполне мог приказать казнить его с особой жестокостью. Но только я для себя давно и твердо решил — никаких сжиганий живьем и четвертований! Человек такое существо, что привыкает ко всему, даже к самому плохому. Привыкнут и к четвертованию. А что тогда дальше? Будем с преступников кожу сдирать? Или расплавленный свинец в глотку заливать? Я ни разу не гуманист, но излишнюю жестокость надо искоренять — ни к чему хорошему она точно не приведет. И есть какая-никакая польза от веры в Единого, которой жрецы задурили народ — все здесь боялись до судорог плохого посмертия или невозможности перерождения. Глупо было бы этим не воспользоваться, если такая угроза страшнее для них любого другого наказания…
Барон Алистер огласил перед строем список прегрешений бывшего интенданта, потом сообщил, что виновный раскаялся в преступлениях и вернул все ворованное, но по законам военного времени наказание за воровство провианта есть только одно — смерть. А поскольку смерти от меча этот вор не достоин, казнен он будет с позором — через повешенье.
Пока командующий армией произносил нравоучительную речь для солдат, мы с Лукасом стояли среди офицеров, прислушивались к разговорам и наблюдали за присутствующими. Настроения были разные: кто-то считал, что вор слишком легко отделался, и его надо четвертовать, а кого-то и виселица вполне устраивала. Не было только сочувствующих ему — все еще помнили, как недавно голодали по его вине.
После казни я велел оставить тело преступника на виселице до темноты, а ночью сжечь его в дальнем овраге, чтобы к утру и памяти о нем не осталось. Паек для солдат в этот вечер я велел увеличить и распорядился выдать всем немного вина. Экономить провизию теперь не имело никакого смысла — судьба нашей армии решится в самые ближайшие дни. Победим врага — и часть солдат будет распущена по домам. А если магия древнего договора вдруг не сработает, и все мы погибнем в последнем бою — глупо оставлять запасы для врага.
И ужинать я со своими парнями уселся не в шатре, а у солдатского костра. Не чинясь, попробовал еду из общего котла и даже выпил полкружки кисловатого вина. Командирам не оставалось ничего другого, как последовать моему примеру. Зато солдаты этот поступок оценили и если поначалу они еще немного дичились начальства, то после вина осмелели и уже свободно травили байки, сдобренные солеными шутками и похабными словечками. Я в этот момент настолько почувствовал себя в своей родной стихии, что тоже рассказал пару армейских анекдотов, на ходу перекраивая их под местные реалии. Подумаешь, миры разные! Люди-то все равно везде похожи. Тем более военные.
