- Видишь, Никита, маленькая хозяйка в доме появилась. Надо сначала решить, с кем её оставлять. С няней. Или в детский сад. На следующей неделе определюсь. Там приеду на работу, шороху наведу…
Мне казалось, всё у нас с Евой замечательно. Что она привыкла, освоилась, приняла меня. Как вдруг у нас появились первые тревожные звоночки.
Искупав дочку, надеваю на неё мягкую пижамку, с выбитыми на ней зелёными яблоками. Ева разрумянилась после ванны. Отношу её в кроватку и выхожу по своим делам.
Спустя десять минут возвращаюсь. Оторопев, смотрю на дочь.
Ева плачет. Вздрагивает всем тельцем. К груди прижимает карточку.
Глажу её по волосам. Она капризно ведёт плечом.
- Что случилось, моя хорошая? – как можно мягче спрашиваю я. – У тебя что - то болит?
Она мотает головой.
Беру её на руки. Пытаюсь вытащить из её рук карточку. Ева сильнее вцепляется в неё.
- Ну, всё. Всё! Не буду забирать. Спи с ней, - спокойно говорю я.
Прижав к себе, качаю её, как грудного ребёнка.
- Пап! – слышу тоненький голосок дочери. – Не отдавай меня в детский сад, пожалуйста! И няню я не хочу.
- Почему, Евочка? Ты же понимаешь, папа должен ходить на работу, - удивлённо говорю я.
Она тянет носом. Шмыгает. И снова всхлипывает.
- Ну, хорошо, - соглашаюсь я. - Могу отвезти тебя на неделю к деду. Поедешь к нему?
- Нет, – мотает головой. – Я хочу с тобой! Я боюсь, - снова плачет.
- Чего ты боишься? – спрашиваю я.
- Что ты уйдёшь на работу. И не вернёшься больше домой, как это сделала мама… И я снова останусь одна…
В области груди появилась эта странная давящая боль. Она колола, распирала, рвала меня на части.
У дочери десять дней назад умерла мама. Что думал я, как скоро она сможет забыть? Маму. И ту боль, которую испытывает кроха от того, что мама – самый близкий любящий человек, не вернётся к ней уже больше никогда.
Теперь, когда в её жизни появился папа, она боится потерять его тоже.
Боится, что все оставят её…
Нежно баюкаю свою дочь. Она засыпает, прижавшись ко мне. Из её рук выпадает на пол карточка. Кладу Еву в кроватку, накрываю розовым одеяльцем. Целую.
Нагибаюсь, достаю упавший листок. Вздыхаю... Фотография её мамы Анжелы. Кладу фото рядом с подушкой.
Тихо выхожу из детской.
***
Ева быстро привыкает к новой жизни. Спустя месяц она уже не просто послушно ходит в детский садик, а прямо-таки рвётся туда. У неё появилось много друзей.
Теперь даже сложно представить свою жизнь без этого маленького чуда. Очаровательной синеглазой рыжеволосой с крохотными едва заметными конопушками на лице.
В гости к нам зачастил и брат Егор со своей женой.
София с удовольствием возится с Евой. Что-то обсуждают между собой своё девчачье. Мы не вмешиваемся. Поползновения по поводу «отдать» им дочь, больше со стороны семьи брата не предпринимаются. Я выдыхаю.
Невестка потихоньку приходит в себя. Она улыбается. Отходит от своей депрессии. Звонкий смех Евочки разносится по всем этажам.
Иногда Ева грустит, вспоминая свою маму. Берёт в руки её фотографию. Гладит, целует, крепко прижимает к своей груди.
Разговаривает с ней… Рассказывает ей свои новости... Говорит, как любит и как скучает без неё.
Мне больно видеть, как малышка страдает без мамы. Ведь даже в детском садике она видит, что детишек приводят и забирают другие мамы. Но ни разу Ева не пожаловалась мне, что у неё есть только папа.
Она помнит свою маму. И общается с ней как с живой.
Я напрягаюсь. Бешусь от собственного бессилия и беспомощности. Безумно соскучился и по своим сыновьям. Всё как - то так накатывает...
Не знаю как изменить, исправить эту ситуацию.
Самая большая моя мечта, чтобы мы воссоединились с Полиной. И все вместе зажили большой дружной семьёй.
Но как могу, как смею я на это надеяться?
Ведь после моего скоропалительного отъезда в Сибирь наши отношения, которые только начинали тогда налаживаться, рухнули резко, словно в обрыв.
Полина замкнулась в себе. Общается со мной только на вопросы о детях. Всё, что выходит за эти рамки резко обрывает. Отвечает кратко сухо холодно.
Я несколько раз звонил ей. Она со мной общается отстранённо. Спасибо, что хоть детям передаёт трубку.
Знаю, что ей не понравился мой внезапный отъезд. Ссылаясь на срочность работы, я не объяснил ей настоящую цель поездки.
Но что мог я сказать ей тогда??
Если сам не был уверен ни в чём. Считал это чем - то сродни розыгрыша. И вылетел только по настоянию отца. Думал, вернусь домой на следующий день.
Какой у меня был выбор?..
Кризис у Мишеньки уже миновал. Рядом с ним было много взрослых. Полина и два очень деятельных деда.
А Ева потеряла маму. И была совсем одна... Брошенным покинутым никому ненужным ребёнком. Друзья Анжелы уже собирались отдавать её в детский дом...
***
В комнату входит отец.
- Полина с сыновьями завтра возвращаются в Москву, - сообщает он, испытующе глядя на меня.
Меня переклинивает. Мне об этом она не сообщила. Не нашла нужным. Впрочем, в свете наших отношений, я даже не удивлён.
Исподлобья смотрю на отца.
- Что делать думаешь? – спрашивает он.
- Не знаю, - честно отвечаю я. - Думаю об этом уже весь месяц. Полина со мной почти не разговаривает. Как я полезу к ней с тем, что у меня есть дочь? Ума не приложу, - раздражённо добавляю я.
- Расскажи ей всё, как есть, - ровно произносит он.
Вскидываю на него глаза.
Отец устраивается в кресле напротив меня, готовый слушать.
Смотрит на меня с недоумением, словно не понимает, в чём проблема.
- Полина и так доверяла мне не до конца. А тут целый ребёнок! Что я её скажу в своё оправдание? Нечего мне сказать.
Хмуро отворачиваюсь к окну.
- Макар! – неожиданно жёстко говорит отец. – Ты и так пропустил тьму времени. Целых четыре года! Вы не были вместе. И за это время могло произойти всё, что угодно. Насколько мне известно, она тоже замужем была. Ну, и ты не в монастыре, - чеканит отец. Делает паузу. – Советую тебе встретиться с ней. Рассказать всё, как есть. Пусть она сама решает. Не захочет чужого ребёнка - её право, - рвано припечатывает он. - Если любит тебя, всё поймёт и простит. Ну, а если нет… Тут уж, сын, ничего не поделаешь.
В комнату вихрем влетает Ева. Рыжие локоны развеваются, глаза светятся.
