Да, Гефтер тоже обращал внимание на народные корни позитивного отношения к Сталину и сталинской эпохе, говорил, что Сталин сидит внутри нас, в нашем позитивном народном сопереживании величия своей страны, превосходящей все другие по количеству подвластных территорий, позитивном сопереживании ее военнуой мощи, внушающей страх ее соседям.
[377] Но Михаил Гефтер, как честный ученый, хотя и декларирует свою верность марксизму, хотя и причисляет себя к тем, кто видит в октябрьском перетряхивании старой России благо, всемирно-историческое событие, все же видит различие между дореволюционной российской державностью и социалистической державностью времен Сталина, между «переживаниями старого патриотизма и шовинизма» и «свежей традицией» державности, выросший из послереволюционных «комплексов». «Даешь Варшаву, дай Берлин» – это не от Романовых», не от русской крестьянской психологии, говорит Михаил Гефтер.
В том-то и дело, что в позитивном сопереживании сталинской эпохи как эпохи превращения СССР в сверхдержаву, патриотический инстинкт тесно завязан на идею коммунистического переустройства мира, на ожидание победы коммунизма во всемирном масштабе. И это еще одно доказательство того, что на самом деле сталиномания сегодня идет не только от национального характера, но и от механизмов сопереживания действительности, российской, мировой истории, характерных именно для советского человека.
Вообще некорректно напрямую связывать моральное чувство, отвращение к насилию, то, что Георгий Федотов называл способностью сопереживать страдания и ближних и дальних, с уровнем образования человека. Среди вождей большевизма и вождей национал-социализма было достаточно много образованных людей. Но именно эти образованные люди совершили самые тяжкие преступления против человечности в XX веке. Я уж не говорю о том, что упускает культуролог Игорь Яковенко: со времен Руссо известно, что само по себе образование ничего не говорит о моральных качествах личности. Иногда достаточно развитого религиозного чувства, чувства сострадания к мукам ближнего, чтобы навсегда возненавидеть не только Сталина, но и Ленина, большевиков в целом. Среди прихожан моей церкви (речь о церкви Спасо-Воротынского женского монастыря под Калугой) достаточно много мужчин, это бывшие механизаторы, которые являются убежденными антикоммунистами, считают, что Сталин убил русскую деревню. А иногда, примером тому – упомянутый выше идеолог антиаппаратной революции 1991 года Отто Лацис, – можно быть и образованным, и поклонником модерна, и ярым врагом русского крестьянского традиционализма, но в то же время защищать красный, большевистский террор, говорить о том, что если бы рожденные Октябрем реки крови были в тысячи раз шире и глубже, дело Ленина все равно было бы свято, ибо оно соответствовало логике истории.
Так вот. Все говорит о том, что мы никогда не докопаемся до глубинных истоков нынешнего неосталинизма, если не будем учитывать, что дело Сталина для его поклонников – это дело социализма, это ответ Сталина на вызовы не только российской, но и всемирной истории. Неосталинизм, конечно, отражает особенности российского национального сознания. Но его идейной основой в сознательной или в бессознательной форме является все же марксистская философия. В том-то и дело, что преступления Сталина не воспринимаются как простые преступления, ибо они как бы оправдываются делом, которое совершал Сталин, они соединены в сознании его поклонников с их верой в то, что Сталин создавал уникальное, справедливое общество, что сама история, ее законы требовали во имя своего осуществления все эти жертвы.
§ 9. Об идеале, который освещает преступление против человечности
В сталиномании, таким образом, происходит слияние действительно российской традиционной недооценки ценности человеческой жизни с марксистским утопизмом, с верой в абсолютную ценность идеалов коммунизма, коммунистического равенства. Мы ничего не поймем в современной идейной и, самое главное, морально-психологической ситуации в России, если не примем во внимание, что и ностальгия о якобы утраченном советском рае, и возникшее в последнее время самоощущение принадлежности к особой русской цивилизации, якобы превосходящей в духовном отношении западную, и возрождение мифа об особой русской отзывчивости к болям современного мира, свидетельствуют о том, что наша русская душа снова нуждается в иррациональном. Хватить думать о плохом. Глядеть в неприятное. Пускай хотя бы сегодня на душе будет праздник. Праздник для нас, русских, это когда мы перестаем думать. Учение об особой русской цивилизации тоже создавалось, чтобы мы перестали думать.
Надо учитывать, что в традиционном российском национальном сознании не было марксистской философии, не было веры в существование так называемых закономерностей исторического развития, не было веры в будущие идеалы, достижение которых якобы составляет смысл существования российской нации, «всего прогрессивного человечества», как любили говорить в советское время. Доля мессианизма и всемирной отзывчивости в русской душе, наверное, тоже была преувеличена. Нынешняя ностальгия постсоветских людей об «идеалах» и «великих целях», дефицит которых якобы лишает нашу жизнь какого-то смысла, идет уже не от русского национального сознания, а от наследства марксистско-ленинской идеологии, советской ментальности, которая до сих сидит в наших мозгах. Дореволюционная Россия не знала «великих строек коммунизма» и не выдвигала перед людьми великих целей по преобразованию их жизни.
Надо учитывать, что с самого начала своего зарождения большевизм оправдывал проповедуемое им революционное насилие и даже то, что Маркс называл «революционным терроризмом», красотой идеалов коммунизма. В том-то и дело, что большевики не только организовали этот процесс избиения российской национальной элиты, но и сумели придать этим, по сути, чудовищным преступлениям благообразный характер. Понятия «великие идеалы», «цели истории» привнесены в русское сознание большевиками. Все дело в том, что бесчисленные преступления большевиков против человечности оправдывались как средство достижения коммунистических идеалов равенства. Отличие бандитизма и жульничества большевиков от обыкновенного уличного бандитизма в том, что они оправдывались великими идеалами, что к этим преступлениям звали люди, которые претендовали на роль выразителей и защитников этих «священных идеалов» и т. д. Зло большевиков приходило в мир в обличии добра. С этим крайне важно считаться при оценке и Ленина и его революции. Идеал в этом случае снимал, по крайней мере в сознании большевиков-ленинцев, личную моральную ответственность за совершенные преступления. Живущий в сознании постсоветского человека идеал абсолютного равенства и сегодня, наверное, мешает увидеть, признать те страшные преступления, которыми сопровождалось наше движение в мир коммунистического будущего. Но с этим необходимо считаться и при выявлении причин нынешней сталиномании. Со всех сторон мы слышим, что «жизнь сегодня пуста», что «мы потеряли идеалы». Сталиномания и возникает как попытка вернуть коммунистические идеалы. утраченные вместе со Сталиным, символом великих побед советской эпохи.
И, скажу сразу, до тех пор, пока русский человек не осознает утопичность, неосуществимость всей его мечты об абсолютном равенстве, он не согласится с тем, что по сути большевики были преступниками, не станет русским в классическом, духовном смысле этого слова. Семен Франк еще в 1918 году по следам большевистского переворота и зверств, учиненных взбесившимися матросами, в статье «De Profundis» писал: «Неприкрытое, голое зло грубых вожделений никогда не может стать могущественной исторической силой; такой силой оно становится лишь когда начинает соблазнять людей лживым обличием добра и бескорыстной идеей».
[378] Все дело в том, что с точки зрения Ленина, цели и задачи коммунистического строительства оправдывают любое насилие, любое преступление, служащие их достижению. И опять мы в советское время никогда не отдавали себе отчет в античеловеческой, антикультурной сущности его утверждения, будто нравственно все, что служит делу коммунистического строительства в России. Отсюда и оправдание любого насилия, любых убийств, любых ограничений свободы, если они укрепляют победу большевиков как партию коммунистического строительства. В данном случае разбой, насилие, невиданная жестокость, расправа над всеми, кто объявлялся врагом революции или рабочего класса, оправдывались, освещались не просто великими идеалами равенства, а законами истории, которые рассматривались как «повивальная бабка родов новой формации», новой цивилизации. В итоге элементарный бандитизм, как, к примеру, экспроприация чужой собственности, как преступная расправа над невинными людьми, убийство их за то, что они одеты в приличный костюм, носят пенсне, оправдывались логикой истории, рассматривались как исторически целесообразное действо. Недавно во время своей очередной «прямой линии» Владимир Путин как-то мимоходом сказал, что идеалы коммунизма являются прямым продолжением идеалов христианства. Но это расхожее, до сих пор распространенное в нашей стране представление о тождестве коммунистических и христианских идеалов, на самом деле является недоразумением. Федор Бурлацкий, который по заданию Никиты Хрущева создавал так называемый «Кодекс строителя коммунизма», действительно позаимствовал кое-что из Нового завета. Но на самом деле марксизм и его идеал является не просто противоположностью христианства, но его прямым активным отрицанием. Идеал коммунизма несет в себе прежде всего воинствующий атеизм, не просто отрицание религии и религиозных чувств, но и основных заповедей христианства. Вместо христианской идеи изначального равенства людей как детей божьих, божьей твари, марксизм предлагает классовый расизм, он отделяет «пролетариат» как «сердце» общества и человечества от всех остальных «отживших», реакционных классов. Вместо христианского «Не убий» он выдвигает теорию классовой борьбы, идеологию революционного ниспровержения существующего буржуазного общества. Карл Маркс оправдывал самые жестокие формы революционного насилия, в том числе и революционный терроризм якобинцев. Вместо христианского «не укради» марксизм предлагает «экспроприацию экспроприаторов», не просто насильственное присвоение чужой собственности, но и уничтожение собственности вообще, наряду с уничтожением религии, семьи, всего, на чем держалась тысячелетиями человеческая цивилизация. В основе идеала коммунизма лежит агрессия, ненависть к тем, кого коммунисты объявляют «врагами» коммунизма.
