Глава VI
Чего больше в идеале коммунизма – жажды справедливости или жажды смерти?
§ 1. Иррациональная природа веры в идеалы коммунизма
Труднее всего объяснимо и является наиболее ярким свидетельством иррациональности современного русского национального сознания всеобщее убеждение, что идеалы коммунизма все же несли в себе нечто возвышенное, что нынешние антикоммунисты посягают на святое, на какие-то безусловные ценности. При этом надо учитывать, что реальных, конкретных знаний о сущности, о содержании коммунистического идеала у нынешней России куда меньше, чем у нас, советских людей, изучавших в институте азы марксистской философии. По крайней мере, с точки зрения здравого смысла трудно объяснить привлекательность для современного человека, человека XXI века, идеалов коммунизма в том виде, как они были, к примеру, описаны в «Коммунистическом Манифесте» Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Что может быть привлекательного для современного человека в идее отмирания религии и религиозных чувств, в идее отмирания традиционной моногамной семьи и семейного воспитания детей, в отмирании самой личной, эмоциональной привязанности родителей к детям и детей к родителям, в идее отмирания нации и национальных чувств, и самое главное, что может быть привлекательного для современного человека в идее отмирания традиционной, христианской европейской морали, восходящей к Нагорной проповеди Христа. Что может быть для современного человека привлекательного в самой коммунистической идее милитаризации экономики, в требовании не просто «обязательности труда для всех», но и обязательного участия в «промышленных армиях, в особенности для земледелия».
[382] Не могло быть на самом деле ничего христианского в идеале коммунизма, ибо, как я уже обращал внимание, он отрицал главное, что есть в учении Христа, на чем основана европейская цивилизация: «не убивай; не укради, не прелюбодействуй; не лжесвидетельствуй; почитай отца и мать своих; люби ближнего твоего, как самого себя»
[383]
Перечитывали ли те, кто сегодня, подобно Борису Шлегелю или историку Сергею Кара-Муреа, настаивает на том, что нельзя отождествлять преступления, совершенные гитлеровцами, с преступлениями большевиков, Ленина, Сталина на том основании, что русский коммунизм, в отличие от национал-социализма, руководствовался благородными идеалами, текстом «Коммунистического Манифеста» Маркса и Энгельса? Ведь на самом деле за этим текстом стояла не столько жажда нового, жажда рая для трудящихся, сколько жажда смерти, гибели всего того, что есть сегодня, что составляло на протяжении веков основу, фундамент человеческой цивилизации. Неужели всех этих поклонников коммунистического идеала до сих пор не смущает, не настораживает сама идея уничтожения всего, что «до сих пор охраняло и обеспечивало частную собственность».
[384] Неужели все эти верящие в «красоту идеалов коммунизма» люди не отдают себе отчет, что на самом деле восстание против всего, что связано с частной собственностью, было восстанием против всей европейской цивилизации?
Идеал коммунизма на самом деле призывал к уничтожению «вечных истин», то есть свободы, религии, морали на том основании, что до сих пор они были связаны с классовым обществом. Неужели до сих пор не видно, что лежащий в основе коммунистического идеала, в основе марксизма экономический детерминизм, жесткое привязывание совести, морали к отношениям собственности ведет к нигилистическому отношению к духовному, ко всему, что связано со свободой выбора? Задолго до ленинского Октября один из отцов русской религиозной философии Сергей Булгаков, сам в молодости переболевший марксизмом, обращал внимание, что в основе марксистской методологии сведения сложного к простому, сведения личного к классовому, к материальным условиям жизни, лежит «теоретическое игнорирование личности, устранение проблемы индивидуального под предлогом социологического истолкования истории». «Для него (Маркса – А. Ц.), – настаивал Сергей Булгаков, – проблема индивидуальности, абсолютно неразложимого ядра человеческой личности… не существует»
[385] На примере отношения Карла Маркса к еврейскому вопросу, как показал тот же Сергей Булгаков, видно, что его материалистический метод убивает общественную науку, саму потребность научного исследования духовного. Стоит, как это делает Карл Маркс, связать сущность национального сознания со спецификой национального производства, к примеру, сущность еврейства с ростовщичеством, и получается по Марксу, что еврейская нация исчезнет вместе с исчезновением денег, капитализма. Но при таком якобы научном подходе к проблеме нации игнорируются и особенности религиозного сознания, в данном случае еврейского народа, опорные точки его национальной идентификации, особенности его быта, семейных отношений и т. д. И совсем не случайно то, чего до сих пор не осознают поклонники марксизма и его идеалов: вместе с превращением так называемого научного социализма в государственную идеологию неизбежно прекращается в данной стране развитие обществоведения.
Неужели до сих пор не ясно, что именно марксистский историзм и связанная с ним утрата интереса не просто к личности, а к духовной стороне его жизни, был благодатной почвой для массового террора против «врагов рабочего класса»? Я уже не говорю о том, что воинствующий атеизм Карла Маркса закрывает доступ к самой сложной проблеме человека и человеческой души, к тому, что было предметом «религиозности антропологии», поиском Бога и смысла жизни, тех поисков, которые породили самое ценное и совершенное, что было и есть в человеческой культуре. Кстати, задолго до большевистского эксперимента было видно, что есть органическая связь между социологией Карла Маркса, упраздняющей личность «целиком, какой-то социалистической Спартой» и его идеалом коммунистического производства, предполагающего милитаризацию всего национального производства, выстраивания его по принципу организации армии. Обратите внимание. Все, кто прочитал тома переписки между Марксом и Энгельсом, наверное, обратил внимание, что в их сознании нет чувства греха, чувства скорби, сознания возможной ошибки в собственных пророчествах и личной ответственности за негативные последствия возможной реализации их ошибочного учения в жизнь. Ленин не оставил дневников, никаких свидетельств осмысления своей жизни и своего дела. Оставил эти свидетельства Лев Троцкий в своих мемуарах «Моя жизнь». И снова ни малейших признаков чувства греха и связанных с ним переживаний. Все это подтверждает мысль Федора Степуна: марксизм в лице большевиков породил особую «породу людей: смелых, волевых, страстных, умных и злых, но нравственно предельно страшных… даже приблизительно не знающих, что значит сокрушится сердцем… оплачивать свое нравственно обязательное и все же неизбежно грешное участие в развертывающихся мировых событиях».
[386]
