Социальный, классовый расизм учения о коммунизме, как и расовый расизм национал-социализма, не только оправдывал насилие, разрушение, но и выдавал его за духовную ценность. И здесь очень много точек соприкосновения, откровенного родства марксизма с фашизмом, национал-социализмом. Надо понимать, что любой расизм, классовый или биологический, ведет к отрицанию морали, ее общечеловеческой сущности. По этой причине так называемая классовая мораль большевиков ничем не отличалась от расовой морали фашистов. Мораль и там и там заменялась правом на насилие. Идеологи национал-социализма, в частности уполномоченный фюрера по контролю за общим духовным и мировоззренческим воспитанием НСДАП Альфред Розенберг, призывали к насилию, не обеспеченному «никакими формальными и моральными табу». Вождь Октября Лев Троцкий говорил о том же теми же словами: «…у революционера не должно быть никаких моральных препятствий для применения неограниченного и беспощадного насилия».
[414]
Расизм вел к демонизму. Но демонизм рабочего класса ничем не слаще, чем демонизм высшей расы. И у большевиков и у национал-социалистов – утверждение своих взглядов в качестве единственно верного «научного мировоззрения». Кстати, и марксизм и национал-социализм вырастают из критики немецкого идеализма, из «оправдания», возвеличивания материального мира, живого человека. Сближает русских марксистов с фашизмом и мессианизм, стремление покорить весь остальной мир, выстроить его в соответствии со своими идеалами. Приход к власти и большевиков и национал-социалистов приводил к установлению однопартийности, срастанию одной-единственной партии с государством, к жесткому подавлению не только демократии, но и простого инакомыслия. Этой же цели служило создание железного занавеса, лишающего людей права на эмиграцию, на общение с другим миром, и, конечно, цензура. Плюс тотальная милитаризация не только экономики, но и духовной жизни.
И большевики и национал-социалисты сразу же после прихода к власти начинают репрессии против враждебной им идеологии национальной элиты, преследуют за инакомыслие, создают структуры, борющиеся не только с реальными, но и с потенциальными противниками их, большевистской или национал-социалистической, революции. Ничто так не сближает большевизм и национал-социализм, как антиаристократизм, апелляция к простым народным массам, пропаганда коллективизма и беспощадная борьба с «буржуазным индивидуализмом». Интересно, что Эрнст Крик (1882–1947), один из главных идеологов национал-социализма, создатель расовой педагогики как науки, в своей книге «Преодоление идеализма» идет тем же путем, что и почти сто лет до него шли Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии», критикуя радикальный индивидуализм идеолога нигилизма и анархизма Макса Штирнера (1806–1856). Коллективизм и у большевиков и у национал-социалистов вел к откровенному игнорированию не только свободы выбора, свободы совести, но и самоценности человеческой жизни в целом.
§ 4. Еще раз о преступлениях против человечности, совершенных Лениным и ленинской гвардией
Я бы посоветовал неспособным согласиться с тем фактом, что русский коммунизм по умению наносить «травмы» своему обществу был впереди планеты всей и в этом намного превосходил национал-социалистов, изучить вполне доступные сегодня материалы, книги, статьи, рассказывающие о методах, с помощью которых ковалась победа большевиков во время гражданской войны 1917–1920 годов. Тем более, что многие у нас до сих пор думают, что только Сталин был палач и изверг, а Ленин и его ленинская гвардия были ангелами, светлыми и святыми людьми. Невозможно, к примеру, опровергнуть тот факт, что пресловутый принцип «коллективной ответственности», который обычно связывают с преступлениями национал-социалистов, на самом деле был выдвинут и активно использовался как раз ленинской гвардией во время гражданской войны.
Смысл, особенность почерка большевистских преступлений против человечности наиболее явственно и проявился в созданном ими институте заложников из представителей, по выражению Троцкого, «обреченного на гибель класса, который не хочет погибать». Идея коллективной ответственности, за которую судили национал-социалистов на Нюрнбергском процессе, и как идеология, и как массовая практика применялась впервые в истории Европы именно большевиками. Немцы уничтожали за гибель своих солдат от рук партизан убийством представителей местного населения. Большевики за смерть видного большевика из красного дела брали в заложники уже своих соотечественников, представителей так называемых «свергнутых классов». Примечательно, что немцы на оккупированных территориях расстреливали, как правило, несколько десятков заложников за одного своего офицера, уничтоженного партизанами. А большевики после убийства левыми эсерами Урицкого в августе 1918 года в Петрограде, требовали за смерть своего обязательно убийств сотен, тысяч своих врагов. «Красная звезда», орган Петроградского совета большевиков, после убийства Урицкого в августе 1918 года провозглашала: «На единичный террор мы должны ответить массовым террором, за смерть одного нашего борца должны поплатиться жизнью тысячи врагов… Без пощады, без сострадания мы будем избивать врагов десятками, тысячами. Пусть их наберутся тысячи. Пусть они захлебнутся в собственной крови». И что показательно, большевики в ответ на теракт левых эсеров, в ответ на убийство Урицкого, уничтожали не тех, кто организовал и совершил этот теракт, личностей, весьма далеких от «господствующих классов», а, в первую очередь, представителей дореволюционной российской элиты, бывших министров, профессоров, офицеров и даже тех, кто носил кадетские фуражки. Всего было казнено в августе 1918 года по разным источникам от 500 до 800 заложников. В ответ на покушение Каплан на Ленина было казнено 1080 человек. И вся эта история с подбором заложников подтверждает: для большевиков так называемая классовая борьба была одновременно откровенным геноцидом не просто представителей бывших господствующих классов, но прежде всего представителей образованных классов. Иначе трудно объяснить, почему в расстрельные списки после убийства Урицкого были включены именно профессора дореволюционной России. Впрочем, друг и соратник Ленина Григорий Зиновьев в сентябре 1918 года прямо заявлял: «Мы должны увлечь за собой 90 миллионов из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить – их надо уничтожать». Разве все эти призывы к геноциду тех, кто не с ними, не с большевиками, не напоминают вам гитлеровские призывы к «окончательному решению еврейского вопроса»? А указание Свердлова начала 1919 года «провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно», не отдает классовым расизмом, не является примером того, что на самом деле у большевиков классовая борьба и физическое уничтожение представителей господствующих классов – это тождественные понятия?
Показательно, что Ленин продолжал призывать к массовому террору и репрессиям и после окончания гражданской войны. Конец января 1922 года, записка заместителю председателя ВЦИК И. Уншлихту: «…Усилить быстроту и силу репрессии, усилить внимание ЦК к этому»
[415] Цинизм и жажда крови немыслимые. Как Ленин намеревался наказать Латвию и Эстонию «военным образом после их отделения от России»? «Под видом «зеленых» (мы потом на них и свалим) пройдем по 10–20 верст и перевешаем кулаков, попов, помещиков. Премия 100 000 руб. за повешенного»
[416] И все это написано знакомым ленинским почерком.
