Я не видел или не хотел видеть, что в СССР нет той политической силы, которой было бы на самом деле жаль старую Россию, кто бы мог, стремился при имеющихся условиях хоть что-то воссоздать из старой русской, дореволюционной жизни. У нас не было настоящих правых консерваторов, которые, к примеру, освободили от социализма Польшу. Понятно, что легко открыть доступ ко всей запрещенной советской властью белогвардейской литературе, легко переиздать классиков русского идеализма. Легко при желании освободить храмы от мусора, открыть новые приходы. А дальше? Кто будет обустраивать русскую Россию? Бывшие советские люди, члены КПСС, которые, как сейчас уже стало очевидно, под возрождением России понимают возрождение ценностей советской эпохи. И есть опасность, что присоединение Крыма к России только ускорит процесс полной и окончательной реставрации и советского образа мысли и советского образа действий. Раньше мы насиловали факты во имя торжества коммунистической идеи, сегодня мы дружно насилуем факты, отворачиваемся от истины, от правды во имя победы русского патриотизма. И складывается впечатление, что русские люди уже полностью и окончательно устали от праздника Правды, который им подарила перестройка, что сегодня им больше по душе пленяющая ложь.
Как известно, все шестидесятники, которые уже с 1989 года стали ударной силой революционных перемен и окончательно вышли из-под контроля Кремля, не любили старую Россию или, как говорил Булат Окуджава, им «не было жаль старой России». Я каждую неделю на заседании общественного совета «Московских новостей» встречался со всеми ведущими лидерами, кумирами перестройки, с Егором Яковлевым, Галиной Старовойтовой, Юрием Черниченко, Юрием Рыжовым и своими ушами и глазами мог убедиться: им всем, как представителям социалистической, советской интеллигенции было абсолютно чуждо, даже враждебно все связанное со старой Россией: и РПЦ, и православная культура, и героика русских Побед, и российский патриотизм, и конечно же, традиции российской державности.
Не все члены общественного совета «МН» были, как Галя Старовойтова, сторонниками распада СССР. К примеру, и Егор Яковлев, и Александр Гельман, и Лен Карпинский, независимо от политической конъюнктуры, как я точно помню, с иронией относились к идее суверенитета РСФСР. Но абсолютно все члены Совета, кроме меня, равнодушно или даже враждебно относились к идее возрождения православия и религиозного сознания. Это здесь, на одном из заседаний общественного совета «МН» Галя Старовойтова заявила: «после того, как будет покончено с коммунизмом, необходимо покончить с РПЦ».
Как известно, новое западничество, которое оттачивало свою идеологию на страницах «ДР» в 1990–1991 годы, полагало, что новая, демократическая Россия ничего, абсолютно ничего не может взять из старой, дореволюционной России.
После семидесяти лет существования советской власти, в результате которой сменились три поколения людей, не могло быть какой-то силы, кровно заинтересованной в классической реставрации, в последовательной контрреволюции. Такой, правда, слабой силой, несущей в своих сердцах идею реставрации православной Руси, были активисты НТС. Но они были вне России, и их авторитет был подорван сотрудничеством с ЦРУ, а в прошлом – с Гитлером. Александр Исаевич Солженицын со своим классическим белым сознанием и своим контрреволюционным сознанием был исключением.
Да и то, он появился в России в 1994 году, когда свадьба была сыграна, когда невеста была отдана в руки тех, кто никогда не жалел о старой России, кто люто ненавидел все, что связано с русским духом.
После семидесяти лет коммунизма не могло быть и речи о консервативной или неоконсервативной светской элите. В классическом смысле у нас консервативной силой были только иерархи РПЦ. Но наша православная церковь, в отличие от польского костела, не имела и не имеет опыта, навыков организации массовых светских национальных движений. Да у нас в России нет, как это было в Польше в 80-е, миллионов людей, считающих себя детьми своей национальной церкви и готовых пойти за ней в огонь и воду. И, наверное, не случайно руководство РПЦ, которое еще в 90-е – в первой половине нулевых (что было характерно для патриарха Алексия) стояло на антикоммунистических позициях (примером тому утверждение патриарха Алексия, что СССР выиграл войну с фашистской Германией не благодаря социализму, а вопреки ему) сегодня, в начале второго десятилетия XXI века, идет вслед за настроениями разочарованного в рыночной экономике населения и начинает косвенно оправдывать советскую систему, причем именно в ее сталинском варианте. Подобного развития событий уж точно не мог предвидеть никакой русский гений. Если бы Россия была столь же религиозной страной, как Польша, то у нас никогда бы не победили большевики, никогда бы не произошла нынешняя подмена Православия, христианства коммунистическим учением о всеобщем равенстве. Кстати, и в Польше за четверть века независимости от СССР резко поубавилось воцерковленных поляков-патриотов, ширится ностальгия о социалистическом равенстве.
Я не понимал, кстати, о чем говорит сам факт безумной популярности безумной идеи суверенитета РСФСР: в массе у советской интеллигенции и у советских людей нет понимания того, что СССР и есть настоящая, историческая Россия. А если этого понимания нет, то и бессмысленно призывать к ее реставрации.
Кстати, и сейчас в России не понимают, что присоединение Крыма к РФ является восстановлением в границах советской РСФСР, но отнюдь не России в точном смысле этого слова. И надо признать, хотя бы с опозданием, что мои призывы 1990–1992 годов превратить перестройку в реставрацию старой России (я говорил о России Учредительного Собрания) были гласом вопиющего в пустыне, просто чудачеством. Да, я был прав в том, что без правовой и идеологической преемственности с Россией Учредительного Собрания наша демократия повисает в исторической пустоте. Но правда, главная правда состоит в том, что у нас не было влиятельной силы, заинтересованной в преемственности с Прошлым. И, наверное, совсем не случайно через двадцать три года после распада СССР подавляющую часть нашей посткоммунистической интеллигенции вполне устраивает наша Конституция 1993 года, где ничего не говорится ни о преемственности со старой, докоммунистической Россией, ни о российских национальных ценностях. Подавляющая часть нынешней посткоммунистической интеллигенции, и не только левая, но и либеральная, негативно, по-советски относится к царской, досоциалистической России. Вот почему наша якобы антикоммунистическая революция 1991 года так и не преодолела разрыв времен русской истории.
В тот момент, накануне распада СССР, единственно русской силой, стремящейся если не восстановить, то спасти остатки России, российского державничества, были люди, пришедшие в ГКЧП. Такой силой был и отдел пропаганды ЦК КПСС Вадима Медведева, который уже в конце 1989 года вступил в войну с Отделом Александра Яковлева. Но мне, после моих разоблачений марксизма и коммунизма, было трудно придти к тем, кто продолжал использовать социалистическую фразеологию для державнических целей.
Хотя еще в начале 1990 года, когда я приобрел известность главного антимарксиста страны, Анатолий Капто, в то время он был заведующим Отдела пропаганды ЦК КПСС, говорил мне, что в Отделе Яковлева нет моих единомышленников, что надо переходить к ним, в отдел российских государственников и патриотов. Возможно, я сделал ошибку, или просто побоялся засветить себя дружбой с «реакционерами».
