Но, как я попытаюсь показать во второй части своей книги, просто надругательством над истиной, над правдой русской истории является утверждение творцов новой российской государственной идеологии, будто все, против чего была направлена перестройка, являлось сердцевиной русского культурного кода, что идеалы гласности и правды это надругательство над «святыми» русскими ценностями.
И начну я разоблачение откровенной лжи, которая стоит за нашей новой государственной идеологией, за нынешней трактовкой русскости как коммунистичности, с опровержения исходного тезиса этого патриотического вероучения: утверждения, что крестьяне и рабочие, пошедшие за большевиками, уже накануне революции «обсуждали» проект коммунистического будущего и что, соответственно, ленинско-троцкистский Октябрь был воплощением в жизнь якобы коммунистического русского кода, а не учения Карла Маркса.
Часть вторая
Глава I
Октябрь Льва Троцкого и Владимира Ленина как реализация западного, марксистского проекта
§ 1. О марксистских истоках революционного терроризма большевиков
Хитрость или, более точно, – обман, на котором построена теория русского антизападного происхождения Октября, состоит в том, что она сводит марксизм целиком к учению о естественноисторическом происхождении социализма. Согласно этому учению, новая коммунистическая формация не может появляться до того, как предшествующая капиталистическая не исчерпает свой цивилизационный потенциал. В этом смысле цитируемый Сергеем Кара-Мурзой Грамши прав. Действительно, социалистическая революция в России не укладывается в эту генеральную логику исторического материализма. Но и Грамши, а тем более Сергей Кара-Мурза игнорируют то существенное обстоятельство, что все же сердцевиной, мировоззренческой сутью марксизма было учение о диктатуре пролетариата, о пролетарской революции, о роли революционного насилия в человеческой истории. И именно эту революционную суть марксизма воплощали большевики в России. Уже в «Вехах», за 8 лет до того, как Ленин в своей работе «Империализм как высшая стадия капитализма» пришел к выводу, что инициатива пролетарской революции переходит к странам нерыночного капитализма, Семен Франк наглядно показал, что на самом деле именно русские социалисты наиболее адекватно и полно выражают мировоззренческую революционную сущность марксизма, а именно – ненависть к эксплуататорским классам, «непризнание абсолютных и действительно общеобязательных ценностей». Главное и наиболее существенное в марксизме, обращал внимание Семен Франк, это «учение о классовом подходе, о классовом происхождении морали». Суть марксизма, писал Семен Франк, в том, что он не только не имеет «этического обоснования, но даже принципиально от него отрекается».
[167] Франк обращал внимание, что именно марксистский «догмат о верховенстве классовой борьбы и классового интереса пролетариата» ведет ко всем характерным особенностям русского революционного социализма, а именно к «непризнанию абсолютных и действительно общеобязательных ценностей», к провозглашению «примата силы над правом».
[168]
И уже когда большевики совершили свою, как они ее называли «октябрьскую социалистическую революцию», Семен Франк, естественно, отмечал, что мы имеем дело с классическим воплощением в жизнь марксистского учения о коммунизме. Как бы обращаясь ко всем нынешним поклонникам учения об особой русской коллективистской цивилизации, ко всем, кто считает, будто Октябрь был реализацией русского культурного кода, Семен Франк, напротив, настаивал, что «русский коммунизм как в своей теории, так и в практике является ничем иным как попыткой вполне серьезно принять и учитывать революционно-материалистический социализм в его первоначальном содержании и цельном значении». И самое главное. Семен Франк утверждал, что не немецкие социал-демократы, а именно русские марксисты, большевики следовали сущности марксизма. Коммунизм, писал он здесь в статье «Большевизм и коммунизм как духовные явления», «был провозглашен Марксом и Энгельсом в 1948 году знаменитым «Манифестом коммунистической партии». Он является ничем иным, как последовательно и бесстрашно проведенной идеей революционного социализма. Мнение, будто русский коммунизм есть извращение марксистского социализма, так сказать, ересь в отношении к ортодоксальной социалистической вере, часто выдвигаемое в социал-демократических кругах, абсолютно неверно. Например, совершенно правы коммунисты, в свою очередь обвиняя западноевропейские социалистические партии в опошлении и фальсификации подлинного содержания революционного марксистского социализма».
[169]
Для Семена Франка, как и для многих других выдающихся представителей русской общественной мысли, ставших свидетелями Октября и последующей гражданской войны, было очевидно, что они являются свидетелями уникального эксперимента, когда Россия, «одно из могущественных государств Европы, было использовано как испытательный полигон для проверки жизнеспособности западного, марксистского учения о социализме». При этом абсолютно все русские мыслители, на авторитет которых я ссылаюсь в этой книге, видели, что этот эксперимент начинался в 1917 году потому, что революционный радикализм марксизма, олицетворяемый большевиками, пришелся по душе прежде всего беднейшему русскому крестьянству. Но ни один из российских мыслителей, даже исповедовавший марксизм, как, к примеру, Г. В. Плеханов, никогда не говорил, что экономическая программа марксизма, то есть организация труда в общенациональном масштабе, коммунистическая, коллективистская организация труда, была воплощением русского культурного кода, что трудовые коммуны или, как в «Манифесте» Карла Маркса и Фридриха Энгельса, «трудовые армии» соответствовали русскому национальному характеру.
Наверное, сегодня, когда мы пытаемся судить, из каких идей и проектов исходил Ленин, настаивая на превращении буржуазно-демократической революции в социалистическую, надо исходить из самих текстов Ленина. Нигде, никогда сам Ленин не говорил, что за Октябрем стояло якобы желание воплотить в жизнь какой-то особый русский проект. Но надо же учитывать, что русский марксизм, и особенно большевизм выросли из преодоления народнической веры в коммунистичность русской общины, что большевики, как, кстати, и их идейные противники веховцы, кадеты, были противниками учения об особой русской, противоположной Западу цивилизации.
Не следует забывать, что Ленин, все вожди Октября, я уже не говорю о Льве Троцком, были до мозга костей интернационалистами, лишенными каких-либо симпатий к русскому народу, а тем более к русскому крестьянству. Для них, для Ленина, как ортодоксального коммуниста, лишенного каких-либо национальных чувств и верований, русский крестьянин, как и крестьянин вообще, был только собственник, носитель «мелкобуржуазной идеологии». Ленин прекрасно понимал, что без насилия крестьянство, обладающее собственностью, никогда и ни при каких условиях не согласиться с общественной организацией труда на земле. Он, правда, не учел, что и беднейшее крестьянство, которое он рассматривал как союзника, будет противиться коммунам.
