Битва за новое жилище продолжалась около получаса, пока кролень и его, надо признать, вполне достойный соперник не выдохлись. В итоге тонконог пропустил пару внушительных ударов по лодыжкам, повалился на спину и взмолился о пощаде. Все это действо оставило у зверя удивительное ощущение одержанной победы и радость завоевания новых территорий.
— Да ты отличный снаряд для моих тренировок, — прошуршал человек, очевидно взывая о снисхождении к своей слабости, — знай себе уворачивайся.
Кролень презрительно фыркнул и повернулся к нему хвостом, что означало позволение жить рядом, но не отбрасывая тень на величественные рога главного самца в стаде.
Заячья память была не длиннее его хвоста, но все ж не такая короткая, чтобы собственное поражение изгладилось из нее слишком быстро, тем и объяснялось удивительное снисхождение к проигравшему.
— Я же просил избавиться от этих двоих… А вы на коляске по городу с ними раскатываете, да еще подарки принимаете! — На пороге неожиданно появился незнакомый двуногий, мелкий, со сложенными впереди конечностями.
— Если бы от ухажеров вашей матушки можно было избавиться при помощи одного только недовольного лица, вы бы преуспели и без меня, юноша. Хотите быстрых результатов — извольте помогать. — Заяц почувствовал, что его снова поднимают над полом, и, не успев даже взбрыкнуть, оказался в руках мальчишки. — Во-первых, присмотрите за кроленем, пока я езжу по делам, и раздобудьте ему свежего мясца, чтоб не сбежал на охоту. А во-вторых, сейчас я напишу письмо, отнесете на угол Каретной. Перед церковью на паперти спросите Тимошу Шустрого. Только скажите, что от меня, а то еще останетесь без карманных денег и вашей замечательной курточки с начищенными пуговицами. Тимофею передайте, что нужно найти художника в разноцветном шарфе, отдать письмо и забрать завтра ответ.
Хорошо быть полновластным хозяином каменного дома и господином над проживающими в нем двуногими. После блистательно одержанной победы над черным человеком кроленю теперь даже охотиться не приходилось. Мясо и вечером, и утром ему принесли уже не только убитым, но и освежеванным (кому-то из человеков пришлось изрядно побегать за добычей — куски были жирненькими и крупными). Спать уложили как истинного вожака, под теплой стенкой, с блюдечком молока перед носом, а добрая Глаша еще с полчаса гладила шерсть (жаль, что двуногая и большая, а так отличной была бы кроленихой).
К утру заяц уже окончательно утвердился в мысли, что новое каменное жилище гораздо лучше амбара и случившееся с ним приключение следует рассматривать как подарок судьбы. Поэтому появление знакомого рыжего двуногого нисколько его не обеспокоило, тем более что в тот момент был предмет, требующий большего внимания.
Тонконог устроил каверзу: взял да и прыснул в морду своему новому предводителю чем-то едким и пахучим. От неслыханной наглости и явного неповиновения кролень сначала пришел в изумление, но потом стало не до того, в носу засвербело так сильно, что зверь все никак не мог прочихаться.
А уж когда черный вновь стал тыкать в сторону зайца конечностью с растопыренными пальцами, стало ясно, что в доме назревал бунт. Не мог человек смириться с поражением, требовал повторного поединка.
Хоть с обонянием, хоть без, рогатый был готов защитить свой новый статус, миску молока и Глашу, ее приносившую. Он разбежался и, верно, сделал это настолько грозно, что противник устрашился сию же секунду и в знак крайнего уважения продемонстрировал, что готов хоть на руках носить нового хозяина.
То-то же!
Дальше было неинтересно. Люди еще немного покричали, пошумели, а затем, к счастью, все лишние покинули дом. Стало тихо.
Чувствующий свою вину тонконог подкрался к рогатому, наклонился и, видимо стараясь умилостивить победителя, вдруг достал из кармана знакомую серебряную табакерку. Раскрыл…
Снова пахнуло ягодной сладостью и весной, родными лесами и напитавшимся влагой мхом. Уши зверя против воли встали торчком.
— Вот и все, больше никаких беглых кроленей. Теперь будешь законопослушный гражданин. — Тонкие человеческие пальцы чиркнули спичкой и подожгли кусочек персикового меха, находившийся внутри.
Запахло паленой шерстью, да так едко, что, когда запах развеялся, в каменном доме еще долго стоял дух кроленьего гнезда.
Тест второй. Сокровище фуцанлуна
Иннинг второго теста
Пышноусый мужчина сосредоточенно ковырялся в сложном механизме на столе и даже не вздрогнул, когда раздался дребезжащий звонок телефона, хотя в тихой комнате звук казался резким и неприятным, лишь вздохнул — потянулся к трубке.
— Слушаю.
— Альберт Марсельевич, доброго здоровьичка. Как Мальвина Фирсовна поживают? Как детки? — елейно отозвалась трубка.
— Пантелеич, ты мне эти реверансы прекращай, — строго оборвал мужчина. — Если есть чего докладывать, говори по форме, без расшаркиваний.
— Слушаю-с, ваш превосходительств! Есть без реверансов! — полунасмешливо ответили на том конце провода, безбожно глотая слоги. — Тут такое дело: вчера под Миргородом связного взяли. У него на тебя, кстати, изрядная папочка была. Говорил я тебе: внимательней со своим окружением. Но молчит, ирод, агентов не выдает — уж мои молодцы и так и этак старались. Тебя требует…
— Зачем?
— Дак откуда ж мне знать? Ты бы приехал, Марсельич, авось расколется. Не в службу, а в дружбу.
— Приеду. Только домашним как сказать?
— Командировочка-с. Оно и для дела надежней будет.
Тест второй. Сокровище фуцанлуна
I
На углу Аптекарской и Красной улиц стоял занятного вида молодой человек. Несмотря на одежду рабочего, он держал в руках свежий «Заречный листок» и с такой внимательностью изучал последнюю страницу, что случайным прохожим оставалось только делать абсурдный вывод: трудяга читает. То был Лутфи Кусаев — юноша действительно грамотный, но при этом, к сожалению, патологически безработный. Самое обидное, что не слыл Кусаев ни лодырем, ни дураком, не тащил всего, что плохо лежит, не болтал о чем не следует — оттого даже умение читать не портило общей положительной картины. Но между тем любой лентяй и мошенник вокруг был при месте, один Кусаев оставался не у дел. И все из-за маленького Лутова секрета. Не секрета даже, а физиологической особенности, прознав про которую нетерпимые хозяева тут же вышвыривали его за дверь. Хотя об этом чуть позднее, сейчас заглянем парнишке через плечо (пусть воспитанные люди так и не делают, но с героями книг можно не церемониться) и прочтем короткое рекламное объявление.
«Требуется камердинер. Обращаться по адресу: Пекарский пер. д.21, боковой флигель. Спросить доктора Бенедикта Брута», — в который уже раз перечитывал Лутфи, старательно шевеля губами. Доктор — это прекрасно. Врачи спокойны, аккуратны, обстоятельны и образованы, а хозяева-врачи к тому же еще и бесплатны. Да и иностранец жалование поставит больше, а многим национальным русским слабостям не подвержен. Одно только смущало в этом кратком объявлении — загадочное слово «камердинер», и поэтому, в нерешительности потоптавшись на месте минут пять, Кусаев отправился к самому мудрому из своих знакомых.
