К своему удивлению, Лутфи действительно нашел на грязном полу пару предметов, которые так и не смог переварить этот глупый дракон. Но были это вовсе не часы. То, что слуга протянул довольному криптозоологу двадцать минут спустя, больше походило на детали какого-то механизма.
— А как же часы? — не удержался Кусаев, ибо размер шестеренок в его руках говорил о том, что всеядный ящер проглотил чуть ли не настенные с кукушкой.
— Часы придут позже, — неопределенно махнул рукой сэр Бенедикт, пряча находку в стол. — А как придут, пошлите сразу ко мне.
Эта фраза вконец сбила с толку и так недоумевавшего слугу. Каково же было удивление парня, когда спустя где-то час на пороге действительно появился генеральский сынок, зажимавший в руках золотую луковицу отцовского брегета.
— Отлично-отлично, возвращение блудного сына. — Криптозоолог весело раскачивал императорский подарок на пальце. — Ну что, молодой человек, будем каяться и получать законную порку или разыгрывать комедию дальше?
Мальчишка покраснел до корней волос.
— All the world's a stage… Вэри вэлл: мне тоже будет приятнее, если вы сможете сидеть, а я — получить полный гонорар. Не беспокойтесь, завтра я вручу вашей родительнице часы, а потом еще день буду притворяться, что забочусь о здоровье перенесшего операцию фуцанлуна. Вот видите, какой я добрый и отзывчивый дядька — самому тошно. А теперь отправляйтесь-ка домой, господин Кайманов, а то как бы вас родственники не хватились. Опять обвинят какое-нибудь несчастное чудовище. У них к этому склонность.
Когда пристыженный мальчишка скрылся в дверях, перекрывший вентиль своему красноречию сэр Бенедикт некоторое время пристально рассматривал генеральский брегет, а затем вынул из кармана брюк выплюнутые драконом шестеренки и взвесил оба предмета в руках.
— Лутфи, у вас нет, случайно, знакомого кузнеца половчей? — внезапно спросил он.
— Есть, а как же, — добросовестно признался молодой человек и сверкнул щелочками глаз, готовый выторговать какую-нибудь работенку для своих многочисленных родственников. — В Железной слободе — дядька, брат троюродный в Игнатинской, кум у сестры артель целую держит, да племяшей немерено. Вам какого, собственно, надо, барин? Враз сыщу.
— Целый клан Кусаевых держит в руках Князьгород? — усмехнулся Брут. — Скажите, а все ли ваши родственники в ладах с законом?
— Мы честные люди. — В голосе слуги впервые за долгое время мелькнула настоящая обида.
— Это прекрасно! Я и не сомневался! Разве что совсем чуть-чуть… Знаете, Кусаев, к примеру, в Италии есть такие семьи, которым лучше не переходить дорогу… Я даже на секунду ужаснулся: может быть, мне следует быть с вами предусмотрительнее… Счастлив, что нет препятствия для нашего естественного общения…
— Ну так что с кузнецом-то? — несколько бесцеремонно вклинился Лутфи, уже понявший на собственном опыте, что на отвлеченные темы сэр Бенедикт может разглагольствовать бесконечно.
— Ах, с кузнецом… Вечно меня сбивают с темы праздные болтуны. С кузнецом вот что, Кусаев: возьмите сейчас эти шестеренки и попросите кого-нибудь из своих многочисленных, но добропорядочных родственников сделать с них копии, только не точные, а чтобы одного какого-нибудь зубчика или впадинки обязательно не хватало. Все ясно?
— Да, барин. — Молодой человек взял в руки железные детали. Не ясно было только одно: что затевал этот странный доктор.
VII
Все следующее утро Брут оставался в приподнятом настроении: насвистывал себе под нос и одевался с особенной тщательностью, каковая воплотилась в пышной манишке и брильянтовых запонках с завитками в виде свернувшихся саламандр. Дымчато-розовые очки добавляли образу некоторую инфантильность и светскость. Было видно, что сэр Бенедикт нравится самому себе как никогда.
К дому генерала они подкатили с шиком, по ступеням взошли с достоинством и с мягким снисхождением встретились с его нетерпеливыми обитателями.
— Ах, доктор, ну что?! — бросилась к ним навстречу генеральша, заламывая руки, как в дешевой пьесе.
— Нет никаких причин для беспокойства. — Криптозоолог не менее картинным образом вытянул золотой брегет из кармана и покачал им перед носом дамы.
Генеральша ловко сцапала часы.
Складывалось впечатление, что эти двое сбежали из одного театра.
— О боже, вы кудесник! Наш спаситель! А что чудовище?! Надеюсь, вы еще не успели его похоронить?! Ах как было бы бонтонно сделать из него чучело!
Сэр Бенедикт изменился в лице и несколько растерянно произнес:
— Я думал привезти его к вам завтра…
— Ни в коем случае! Завтра от него уже пойдет душок!
— Ваше превосходительство, вы меня не так поняли — живого.
Тут уж в лице изменилась генеральша. Стало ясно, что кудесник оказался чудотворцем, а чудеса в планах женщины предусмотрены не были.
— Как живого?! Вы же его разрезали!
— Разрезал и зашил! — не моргнув глазом, соврал криптозоолог.
Светская дама неловко всплеснула руками и закатила глаза, но альтернативное решение проблемы пришло к ней моментально, поэтому тщательно отрепетированный приступ чувствительности пришлось отложить. Она подошла немного ближе и, титаническим усилием победив в себе демона восклицательных знаков, предложила:
— Доктор, если эта ящерица так и не оправится после операции, то я буду считать своим долгом заплатить вам сверх гонорара еще и компенсацию за моральный урон, нанесенный смертью пациента.
— Ваше превосходительство, за такую неслыханную щедрость и доброту я готов бросить к вашим ногам все, кроме своей профессиональной репутации. — Сэр Бенедикт отстранился. — Я привезу фуцанлуна завтра, когда вернется его превосходительство. Мы можем обсудить с ним вопрос о компенсации…
Женщина побледнела, потом взяла себя в руки и пронзительно засмеялась:
— Ах, доктор, зачем же утруждать его превосходительство такими прозаическими вопросами?! Я всего лишь хотела сказать, что дополнительное поощрение вы получите в любом случае! Отлично выполненная работа и лояльность к клиенту того стоят!
— Не могу не согласиться! — с энтузиазмом воскликнул Брут и присоединился к неестественному смеху генеральши.
Лутфи, который во время всего спектакля скромно простоял в углу около двери, вспомнил свой единственный поход в зоосад и двух гаденько пересмеивающихся в вольере гиен. Надо сказать, что осмелься он изложить это воспоминание хозяину, то Брут непременно бы похвалил его за образность сравнения.
Когда криптозоолог уже собрался распрощаться с генеральским домом, неожиданно оказалось, что в его стенах вовсе не две гиены, а три. В холле к ним подскочил давешний гувернер-немец, но перемены в его поведении были разительны.
— Сэр Бенедикт, постойте! Я с самого утра вас жду. Хочу извиниться за свое вчерашнее поведение! Как говорят русские, не с той ноги встал. И обидел достойного человека — до сих пор стыдно! — На лице гордого германца неожиданно появилось заискивающее выражение. — Вы же не сердитесь на бедного учителя?
