Мужик пятак поймал и даже в карман сунул, но нужного воздействия сие обстоятельство не оказало.
— А ты с забора еще разок покричи, авось выйдет, — посоветовал он, хотел плюнуть себе под ноги, но удержался — жалко стало выметенного тротуара.
— Ну ничего, мы подождем. — Хлыщев ослепительно улыбнулся. — Коня вон яблоками покормим, хороший конь-то, ест много. Пищеварение у него, значит, отличное.
Сильвестр все же плюнул, забранился в бороду и, махнув на «барсучье отродье» рукой, пошел по направлению к флигелю. Но тут дверь отворилась, и на крыльцо, как всегда в нужный момент, вышел сэр Бенедикт, облаченный в неизменно черный костюм. Видимо, для того, чтобы подчеркнуть, что выход вечерний и не сбавлять градуса ошеломления, производимого его персоной, весь наряд криптозоолога был обшит по швам короткими черными перышками, в свете заходящего солнца отливавшими металлической зеленью.
Став свидетелем такого шокирующего явления, дворник заругался еще сильнее (на этот раз в словесном потоке то и дело проскакивал «выхухоль басурманский») и заторопился в обратную сторону, суетливо оглядываясь через плечо.
— Ату его, Беня, ату! — веселился Модест Дионисович, едва не подпрыгивая на сиденье коляски.
Сильвестр, оказавшийся меж двух огней, погрозил в его сторону метлой и засеменил вдоль по переулку.
— Беня, вы каждый раз поражаете меня смелостью своего костюма, — сказал Хлыщев, благоразумно не уточняя, приятно или нет. — Вы не боитесь привлечь к себе ненужного внимания сегодня?
— Я на это надеюсь, — сообщил Брут, запрыгивая в коляску и косясь из-под фиолетовых очков на сидевшую в ней даму. — Некоторые вещи надеть может не каждый.
— И как только наш несовершенный мир умудрился породить такого совершенного человека, как вы?
— Сам удивляюсь. Это и есть моя спутница на сегодняшний вечер? — с сомнением спросил криптозоолог.
Понять его интонацию было несложно: обещанная веселая барышня отчего-то казалась совсем не веселой. Девушка была маленькая и довольно миловидная, вот только низко посаженные бровки и обиженно изогнутый ротик создавали впечатление, что чаровница все время хмурится. Любого другого иностранца сей факт непременно поставил бы в тупик, а то и вовсе расстроил, но Брута характеристика, выданная Модестом Дионисовичем, явно устраивала.
— Позвольте представить: мадемуазель Жоли, — торжественно объявил Хлыщев.
— Модя, вы же обещали мне, что он безобидный, — капризным голоском протянула девица, окидывая наряд Брута оценивающим взглядом. Сама она была одета не менее экстравагантно, но с гораздо большим вкусом. Перья, украшавшие верхнюю часть ее туалета, шли ей несомненно больше, чем доктору, а уж золотая сеточка на голове, державшая модную прическу, и вовсе придавала барышне некоторую схожесть с картинками эльфов и фейри из волшебных сказок.
— Мадемуазель Жоли испытывает большое почтение к старости и даже посещает курсы сиделок и медицинских сестер, — игриво пояснил Модест Дионисович. — Мы с вами станем для нее привлекательны разве что лет через сорок.
— С таким образом жизни вы не доживете, — фыркнула разборчивая финтифлюшка.
— Чем же мой образ жизни отличается от вашего, мадемуазель?
— Вы до скончания века будете кутить по вечерам, а я окончу курсы и открою агентство по найму сиделок, у меня уже и бизнес-прожект есть, и Савва Мефодьич обещали вложиться… если не помрет… Но я уж за ним пригляжу.
Вид у хмурой маленькой барышни стал настолько сосредоточенным и решительным, что улыбнулся даже черствый криптозоолог.
— А говорят, что капитализм пагубно влияет на юные души. Вот вам пример, когда он ее спасает. Хотя… вам, Жолечка, больше подошла бы кондитерская или кофейня.
Спасенная капитализмом душа тут же фыркнула:
— Что я, по-вашему, мещанка какая?!
— О, я же говорил, — полушутливо-полувосхищенно сказал Модест Дионисович. — Такую на конфектах не проведешь.
А пока Модест Дионисович, невеселая веселая барышня и их идеальный во всех отношениях спутник тряслись в коляске, клуб готовился к вечернему наплыву гостей. Натиралась мебель, расставлялись посуда и бокалы. Певичка на сцене, лениво помахивая розовым боа, разминала голос, примеряясь к акустике нового для себя зала.
Незабвенный Мурзик и удивительно похожий на него Барсик (в миру Боря Мурзенко, получивший свое прозвище только за то, что другая кошачья кличка была уже занята его двоюродным братом) с заинтригованными физиономиями прилипли к аквариуму, за стеклом которого переливчатой розово-синей лентой дрейфовала амфисбена.
— …а потом, — восторженно вещал Барсик, — они из него воду пили и нахваливали, что, дескать, на вкус не хуже водки.
— Брешешь, — скривился второй лакей, — она ж тиной пованивает.
— Вот-вот, чтоб не пованивала, доктор ее солил.
Мурзик сунул нос в аквариум и тут же сморщился.
— Видно, недосолил.
— Да что ты понимаешь в барских яствах? — Барсик подбоченился с видом знатока. — Икра вон тоже не пирожками с мясом пахнет, но ты ж ее соленую только так из кадки на кухне тягаешь.
— Так-то оно так… Попробуем?
Барсик и сам, понюхав аквариум, покривился, но отказываться не стал. Сказано же — полезная чудища. Ждать, чтобы еще и вода после нее на вкус была как беленькая, это уже и вправду перебор.
— Ну давай… Только соли еще принесу.
К счастью или к сожалению, это как посмотреть на дальнейшие события, соли на кухне оставалось еще предостаточно, целых полмешка. Лакеи накидали амфисбене аж две горсти, когда амфибия внезапно стала ярко-оранжевой.
— Довольно, пожалуй, — по-своему истолковал посланный цветовой сигнал Мурзик.
Но дегустации аквариума так и не суждено было состояться, явился Никифор Трифонович — въедливый и глазастый распорядитель вечера — и погнал двух дармоедов, вернее дармохлебов, заниматься работой.
Лишь бедная амфисбена, глотнувшая сначала спирта, а затем соли, противоестественно заметалась по аквариуму.
VII
Перед входом в клуб Жолечка в который уже раз хмуро оглядела своего спутника. Вот ведь чурбан замороженный, ни руку при выходе из коляски не протянул, ни локоть на лестнице не подставил.
И как прикажете при этаком-то небрежении появиться в зале?
Все сама, все сама!
Девушка вздохнула, решительно поджала губки и, обхватив предплечье индифферентного субъекта обеими ручками (чтоб не вырвался), повисла на нем, прижимаясь нестандартным для маленькой фигурки декольте.
Иностранец вздрогнул и даже сделал попытку освободиться, но Модя вовремя подмигнул, и смелая барышня усилила хватку.
Пусть и Анжелика, и Корделька видят, а пуще того — Гаврила Глебович (будет знать, как на певичек заглядываться), что у Жоли сегодня кавалер особенный. Ни одна ведь еще целого «сэра» не приводила! А что разодет в петушиные перья — это пускай, главное, бриллианты на запонках посверкивают.
