Блондин делает шаг вперед и кладет руку на ее здоровое плечо. Лицо его перекошено от напряжения.
– Мама… прошу.
Огонь в ее глазах чуть угасает, она снова поворачивает голову в его сторону, а затем испускает раздраженный вздох.
– Ладно, – огрызается она. – Но ты знаешь, что произойдет в случае несогласия.
Он сжимает губы в тонкую линию и кивает в ответ.
Давление наконец ослабевает, и я отползаю в сторону, будто краб. Врезавшись в стену, поднимаюсь на ноги. Быстро осматриваю свои крылья, замечаю, что несколько перьев погнуты и деформированы, но в целом серьезного ущерба нет.
Все пленники давно сбежали в туннель. Осталась только Ангелина со своей матерью. Надеюсь, сбежавшие смогут выбраться отсюда. Нет, правда надеюсь. Но, вероятнее всего, их всех поймают и снова принесут и заточат на этом полуострове.
Девочка за моей спиной не издает ни звука. Ее мать стоит на коленях позади парня, ожидая свою малышку. Расправляю крылья, чтобы загородить невинное, беззащитное дитя.
Падшая, точнее, мать Торна, поворачивается в сторону выхода из пещеры. Бросает взгляд на плачущую женщину за спиной сына. Я думаю, что она вот-вот покинет это место и все закончится, но перед этим она широко расправляет свои металлические крылья, разрезая женщину на несколько частей.
Вздохнув, я расправляю свои еще шире в надежде загородить девочке обзор, чтобы та не увидела, как умирает ее мама.
Крики женщины быстро утихают, она корчится в агонии, наклоняясь вперед, и приземляется в свои же внутренние органы.
– Мама! – кричит ей Торн. Но Падшая покидает нас, мрачно смеясь.
Обезглавливание француза казалось мне просто омерзительным зрелищем, но смерть этой женщины – еще хуже. Я не могу оторвать взгляд от все еще содрогающейся фигуры. Вокруг нее образуется лужа крови. Капли красной жидкости стекают с каменного края, попадая в воду. Черные твари, живущие в водоеме, просто сходят с ума от радости.
Сомневаюсь, что она еще жива. Даже наоборот, надеюсь, что она уже мертва. Быстрая смерть в ее случае – настоящий подарок.
Заставляя себя оторвать взгляд от этого кровожадного зрелища, смотрю на Нефилима передо мной. Слова застревают в горле.
Он закрывает рукой лицо, а затем отворачивается и ударяет кулаком в стену пещеры с такой силой, что она ломается и из-под его костяшек сыплется несколько камушков и серая пыль.
Мои мышцы напряжены в ожидании новой атаки, но ничего не происходит. Оглядываюсь через плечо. Девочка сидит, свернувшись калачиком, и все еще не издает ни звука. Вероятно, она в шоке. К счастью, она не видит того, что осталось от ее матушки.
Страх улетучивается, уступая место злости.
– Кто это был? – я прекрасно ее расслышала, видела своими глазами и, логически, все так и есть. Но я хочу услышать это от него. Хочу убедиться, что эта смертоносная тварь действительно его мать.
Я вижу, как под его рубашкой с длинным рукавом бугрятся от напряжения мышцы плеч и спины. Он кладет руку на стену чуть поодаль от того места, куда недавно бил, и тяжело на нее опирается.
– Серафима. Мать всех серафимов. – Повисает напряженная пауза, и он продолжает: – Моя мать.
Я уже собираюсь обвинить его во лжи, но одно слово в его ответе напрочь сбивает меня с толку.
– Всех серафимов?
Он чуть кивает и без того уже опущенной головой в знак подтверждения.
– Можно и так сказать. Она – самый первый серафим.
Пресвятые. Ангелята.
– Тогда кто твой отец?
– Человек. Он давно умер.
Я недовольно выдыхаю и вижу, как парень морщится. Может, и не врал мне тогда про своих родителей. Но едва ли это сейчас имеет значение.
Я сглатываю, в горле снова пересохло. Я так зла, что даже голос вибрирует, пока я говорю:
– И зачем же ты запер здесь этих людей?
Он поворачивается и наконец смотрит на меня:
– Ты же прекрасно понимаешь, зачем.
Крохотная искорка надежды на то, что я не так что-то поняла, гаснет, оставаясь в моей душе черным угольком.
Его глаза наполняются печалью, как только он понимает, что последние крупицы моего доверия потеряны навсегда. От осознания дальнейших событий мое и без того напряженное тело сжимается еще сильнее.
Только один из нас выйдет из этой пещеры живым.
– Ты позволишь мне все тебе объяснить?
– Думаешь, объяснения смогут исправить ситуацию? – жестом указываю ему на труп женщины, лежащий в куче своих же внутренних органов. И на обезглавленного парня рядом с ней.
Оттолкнувшись от стены, он прижимает руку ко лбу и шепчет:
– Значит, она была права.
Он расправляет плечи, и за его спиной распускаются большие серебристые крылья, порвав рубашку. Уже в полной боевой готовности парень снова поворачивается ко мне лицом.
– Я очень надеялся, что до этого не дойдет, – казалось самые обычные слова, но говорит он их абсолютно безжизненно. Как будто кто-то нажал на рычаг, и между ним и человечностью возникла непроходимая стена.
Руки покрываются мурашками, и я отступаю на полшага назад. Увеличить расстояние между нами еще больше нет возможности, так как за моей спиной все еще прячется девочка.
– Ты говорил, что я буду свободна после нескольких дней, проведенных здесь, с твоим народом.
– И я сдержал обещание. Как думаешь, почему дверь в твою комнату осталась незапертой?
Я замираю, сбитая с толку. Сильвер поступила так по его приказу?
– Но ты не только попыталась сбежать, – продолжает он. – Ты попыталась отнять у меня то, что тебе не принадлежит.
– Это живые люди, – возражаю ему я. – А не чья-то частная собственность. Они тебе не принадлежат. И вообще никому, кроме самих себя.
– Их жизнь для меня не имеет значения.
Я могу только горько усмехнуться на подобное заявление.
– Ты считаешь, что я ненавижу их. Но это не так, – говорит Торн ледяным тоном. – Я отношусь к ним ровно так же, как и к любому другому низшему существу. Они служат великой цели: помогают увеличивать нашу армию. Но, кроме этого, от них нет никакого толку. И если бы ты считала точно так же, всего этого не произошло бы.
Я чувствую, как он наступает, хотя физически не сдвинулся с места.
– Нет. Это люди. И они заслуживают жить. Точно так же, как этого заслуживаем ты и я. У них есть свои мечты и надежды. Семьи и друзья. С чего ты вообще взял, что можешь распоряжаться ими как душе угодно? Только из-за того, что ты сильнее?
После этих слов он приближается ко мне на шаг, и я усилием воли заставляю себя оставаться на месте. У меня есть всего два варианта: остаться здесь и сражаться или забрать малышку и улететь. С Ангелиной на руках далеко я не улечу, но и оставить ее здесь тоже не могу.
