– А я и не боюсь, – сказала я. – Что бы ни случилось дальше, страх мы оставили далеко позади, верно?
Май рассмеялась моей напускной храбрости.
– Какая отважная Крольчиха! Досадно, что так вышло с твоим мужчиной, но, по крайней мере, твой малыш будет храбрым, как лев, и все благодаря вашей парочке.
Ее слова ударили меня словно молотом. А она удивилась, что я еще не знаю. Женщины из труппы артистов, с которой она раньше странствовала, следили за месячными циклами со свирепой тщательностью, чтобы избежать неожиданностей именно такого рода.
– Но ведь это же хорошо, правда? Будет ему радость, если он вернется, и утешение, если нет.
Я накинулась на Май слепо и яростно, и она позволила мне осыпать ее постепенно слабеющими ударами, а потом наконец подставила мне плечо и помогла добраться до моей постели в нашем походном лагере.
– Сбереги этот гнев, – со вздохом посоветовала Май. – Разгневанные матери растят яростных дочерей, способных драться с волками.
Инъё удивилась, когда той ночью я прокралась к ней в объятия, но обхватила меня, укрыла собой, как одеялом.
– Найдется ли место для всех нас в твоем мире? – шепнула я ей, все еще помня о том, сколько вокруг навостренных ушей.
Она ласково поцеловала меня в макушку, и я рассказала ей свою тайну. Она слушала спокойно, утирая мне глаза, когда я начинала плакать. Я заметила, что после моего признания она стала обнимать меня крепче, будто защищая, и я решила бы, что в мыслях она уже далека от этого разговора, не возобнови она его на следующий день. Нас несли в паланкине, и Инъё велела Май, едущей верхом на воле, сыграть нам веселую песенку. Убедившись, что музыка надежно заглушает наши слова, она повернулась ко мне.
– Так чего же ты хочешь для своего ребенка? И хочешь ли ты его вообще?
Я не знала. Накануне вечером мои слова, обращенные к Май, звучали смело, но на самом деле меня мутило от страха. Инъё выслушала мой сбивчивый ответ, потом взяла меня за руку и заставила посмотреть ей прямо в глаза.
– Я отняла у тебя все. Боюсь, такова природа правителей, для этого нас растят и этому учат. Я не возьму больше, если ты не скажешь мне, что согласна. Ты понимаешь?
Я понимала. Мы ехали дальше, Май выпускала своих голубей на каждом привале, играла мне музыку, когда я уставала или мучилась от тошноты, а по ночам прокрадывалась ко мне с лакомствами из попадающихся нам по пути городов.
Знаете, она ведь еще жива. Не так давно я видела ее в толпе на праздничных гуляниях в столице. Она ничуть не изменилась, подмигнула мне – один глаз настоящий, другой нарисованный на веке – и исчезла в толкотне. Может, она и вправду лиса-оборотень, явившаяся сеять хаос, когда империя оказалась особенно уязвимой, а может, это была просто ее дочь.
Левый министр не забыл просьбу Инъё – отправить Сукая к нам, когда с ним закончит. Мы уже находились недалеко от дома, оставалось только завершить дела в святилище Братьев Лай, когда явился гонец с непроницаемым лицом и большим кожаным мешком, запечатанным воском.
Май оттащила меня в сторону, так что Инъё сама сломала печать и заглянула в мешок. И отослала гонца прочь с проклятиями, а потом вместе с Май пришла, чтобы побыть со мной.
Какой же старой я себя чувствовала… Мне еще не было двадцати пяти, стольких событий еще не случилось, и я понятия не имела, насколько длинна жизнь. Я сидела между императрицей и рыжей комедианткой и чувствовала, как они касаются моих плеч, моих волос, моего лица, как их тела близки к моему.
Пока мы сидели на высоком берегу над рекой, колокола святилища Братьев Лай мягко прозвонили вечерню, прохладный ветер взъерошил мои волосы. Я подняла голову и вдруг заметила, что листья темнеют по краям, понемногу увядая даже за тот миг, что я на них смотрела.
– И что же, служитель?
– Бабушка?..
– Как вы поступите с тем, что узнали здесь? Вы уже знаете, чем все закончилось, а если нет, то тогда я невысокого мнения об обучении в Поющих Холмах.
Ей ответила Почти-Блистательная, с фальшивым посвистом слетевшая почистить перышки в волнах, плещущихся у берега.
– Думаете, такие сведения Поющим Холмам в новинку? Напрасно. Наших архивов хватило бы, чтобы свергнуть с престола любую монархию мира.
Тии обдумывали свой ответ гораздо дольше.
– Мне кажется, вопрос состоит в том, почему вы рассказали это нам. Вы любили императрицу Инъё.
– Всем сердцем. Иногда сильнее, иногда не так сильно, но да, любила.
– Эти сведения могут непоправимо запятнать ее память, низвергнуть все, чего она добивалась всю жизнь. И вы рассказываете мне об этом, каким бы мучительным ни было для вас это откровение. Почему?
– Инъё уже нет в живых. Как и Фыонга, моих родителей и Сукая. Я предана мертвецам, и что бы там ни говорили служители, мертвецов очень мало что заботит.
– А как же новая императрица, которая сейчас готовится к своему первому Драконову суду?
Крольчиха улыбнулась.
– Разгневанные матери растят яростных дочерей, способных драться с волками. За нее я ничуть не тревожусь.
Глава 11
Картина с изображением кролика на луне. Шелк, краска и дерево. На темно-синем фоне кролик свернулся калачиком внутри серебряной луны.
Картина с изображением матери-лисы, оставляющей своих детенышей. Шелк, краска и дерево. Как говорится в старой легенде, женщина с лисьим хвостом плачет над своими детенышами, готовясь расстаться с ними навсегда.
Футляр для хранения одежды. Шелк, шелковый шнур, металлическая нить и дерево. Красный с золотом халат, с вышитым на одной поле большим цилинем, тщательно сложен и помещен в футляр. Футляр без отделки, с одной стороны прикреплена шелковая петля, предназначенная для подвешивания или переноски.
Тии посмотрели на халат, потом на Крольчиху, с выжидательным видом сидящую рядом.
– Этот халат вы уже упоминали. Его носил Левый министр.
– Да, он. Народ Инъё носил свои завоевания в крови так же, как и народ Ань. Все мы верим в военную добычу.
– Расскажете мне остальное, бабушка?
– Конечно.
Когда мы возвращались в Благодатный Жребий, можно было увидеть, как наше дыхание повисает паром в холодном воздухе. Деревья облетели, солнце, застыдившись, не выглядывало из своих облачных одежд.
