– Я помогу! – вдруг вызвалась Машка: ей не терпелось поговорить с Ланой наедине.
– У нас не принято, чтобы клиенты помогали массажисткам! – отчеканила мымра. В это время у нее зазвонил мобильный, и она вылетела с рецепции. Очевидно, начальству не понравился труп в приюте наслаждений.
– Лана, быстро: что ты хотела нам сказать? – затараторила Машка.
– Я… Я должна была вам передать… Вот! – Лана, оглядываясь, достала из кармана халата два маленьких клочка бумаги и осторожно всунула их мне в ладонь. – Тао будет вас там ждать.
– Кто тебе это дал? Кто знал, что ты должна нам это передать? – спросила Машка тоном дознавателя.
– Не спрашивайте… Я не хочу… – начала она.
Но чего она не хочет, мы так и не узнали – внизу у входа раздался визг тормозов: наконец прибыла роскошная полицейская «Тойота». Через секунду к нам по ступенькам уже поднимался маленький таец в темной фуражке, коричневой хлопковой форме с кучей значков на груди, перепоясанный тяжелым ремнем, в высоких сапогах из крокодильей кожи. От одного его вида начинало мутить от жары.
Когда он важно взошел на веранду, стало ясно, что даже среди малорослых местных жителей это рекордсмен. Нам с Машкой он был примерно по пояс.
Тут же подскочившая регистраторша заискивающе смотрела на него сверху вниз и что-то тараторила. Надутый мальчик-с-пальчик, не глядя на нас, развернулся к выходу и кивком велел Лане следовать за ним – осматривать место происшествия. Регистраторшу он не позвал. Мы приготовились к долгому ожиданию, но уже минут через десять полицейский вернулся и направился прямо ко мне.
– Твоя видеть смерть? Твоя видеть змея? – спросил он на очень плохом английском. Я поняла, что не смогу донести до него свои сомнения в случайности падения с неба змеи, даже если решусь это сделать.
– Переведите! – обратилась я к почтительно застывшей за его спиной регистраторше. – Я не видела, как умерла девушка. Когда я вошла, она была уже мертва. Не более получаса – я врач и могу сказать это наверняка. И – да, я видела прямо у нее на груди змею. Коричнево-серую. С полоской. Может, это была гадюка? – вспомнила я слова Ланы.
Таец не слушал. Все это время он писал что-то на листе бумаги. Потом протянул бумагу мне:
– Подпиши!
Я подмахнула ее, не глядя. Но Машка не теряла бдительности.
– Что это вы ей дали? – строго спросила она.
Регистраторша нехотя пояснила:
– Это подписка о невыезде.
– Что?! – заорали мы с Машкой в один голос.
– Вы неделя жить здесь. Я фиктивно расследовать правильную смерть, – важно нес околесицу чертов коротышка.
– Он говорит, что причина смерти ясна, но так положено. Через неделю вы в полицейском участке получите разрешение на отъезд. У вас на какое число билеты? – взялась помогать стражу порядка регистраторша.
– Через десять дней. Но мы хотели… – начала я, но таец перебил:
– ОК. Отдыхай. Радуйся. Плохой забудь. Хороший помни.
Половинный полицейский, оставив нам бумажку с адресом участка, засеменил к машине.
– Вот влипли! Чувствовала – надо сваливать! – приговаривала я в раздевалке, где мы наконец могли сменить халаты на цивильную одежду – майки и шорты.
– Куда ты теперь с этой подпиской свалишь! – вздохнула Машка. – Давай наконец посмотрим, что там дала тебе Лана!
Я порылась в кармане – и вытащила два ваучера. Это были билеты на экскурсию к слонам и шоу крокодилов. Собственно, именно туда мы и собирались завтра пойти – до того как стали свидетелями по делу о смерти массажистки.
– Как думаешь, они хотят затоптать нас слонами или скормить крокодилам? Я бы предпочла слонов! – мрачно сказала Машка, разглядывая билеты.
– Я тут подумала – никому мы с тобой не нужны. Нужен ключ и флешка. Попросят – я тут же их отдам, – вздохнула я. – Никто не клялся Леониду защищать его имущество до последней капли крови.
– Вот интересно – что же там такое? Вряд ли массажистку убили – если ее убили – из-за пособия на тайского мальчика. Ты завтра с собой все на шоу не тащи.
– То есть на крокодилов мы идем?
– Почему нет? Чем шоу крокодилов опаснее любого другого места? Уж казалось бы – что может быть безобиднее антистрессового массажа!
Особый дар
Сначала из мглы появился ручей – он петлял между зеленых гор, и даже сверху было видно, какая холодная и чистая в нем вода.
Вот только приблизиться к нему нельзя – стоило начать снижаться, и ущелье захлопывало свои ладони.
Потом пришла боль. Она выкручивала мышцы как мокрое полотенце, и когда казалось, что они вот-вот разорвутся от страшного напряжения, вдруг под змеиное шипение боль пряталась в расщелину – до следующего броска.
– Пить, – прошелестел чей-то сухой, как колючка, голос. Только потом Най понял, что это простонал он сам.
Никто не откликнулся. Най понял, что придется открывать глаза. Делать это совсем не хотелось. Пока ты не впустил в себя свет – ты сам своя вселенная и никому нет туда дороги. А с первым же лучом в тебя хлынут горести чужого мира.
Тут рядом что-то звякнуло – и глаза распахнулись сами собой. Удивительно, что Най сначала даже не ощутил перемены, он будто шагнул из одной темноты в другую. Но через несколько секунд из той, чужой темноты стали проступать предметы: белый бок кувшина, плетеная этажерка с корешками книг, большие половинки шаров на полу у окна. Най даже приподнял голову, чтобы их рассмотреть: да нет, это корзинки! – как боль опять прыгнула ему на загривок.
Он хотел застонать. Но кто-то сзади взял его за голову и нажал на какую-то точку, от чего по телу побежала волна тепла.
«Ми!» – узнал он. И от одной этой мысли глаза сами собой облегченно закрылись.
Ми увидела, что Най пришел в себя, и быстро провела рукой вдоль трех сен (энергетических линий) на его голове. Пусть мальчик еще отдохнет. В этот раз смерть подошла к нему совсем близко. И дело не в ударе противника. Нет, дело не в ударе…
Ми и сама не могла сказать, почему так ясно видит, где у человека главная точка болезни. Еще девчонкой стоило ей только посмотреть на кого-то – и перед ней были все его проблемные зоны: они пульсировали красноватым теплом.
Ей казалось, что и все другие видят то же. И она долго не понимала, как хозяйка лавки верит сорванцу Пхаю – сразу же видно, что он все выдумывает, почему соседка не лечит желудок – там растет очень плохой комок, и неужели никто не слышит, как звенит от счастья тело Тины – а уж почему оно звенит, Ми тогда еще и не знала…
И только когда ей исполнилось 8 лет, Ми поняла, что для всех остальных другие люди – словно закрытые подарочные коробочки: им совсем не видно, что внутри.
Как же они живут?
