И никаких перспектив, никаких надежд на то, что хоть что-то изменится.
Если бы у них хотя бы были дети…
Но та первая и единственная ночь так и не принесла плодов. А теперь… теперь уже и не будет.
Государственные дотации не распространялись на лечение пациента, который уже признан неизлечимым, и Кари оплачивала обследования из своего кармана. Чарльз предпочел бы не тратить золото так бессмысленно, но ей это было нужно. Платить за иллюзию того, что проблема решаема. Что именно она, Кари, контролирует ситуацию.
Он старался не спорить. Пусть будут врачи и обследования, если ей так проще смириться. В конце концов, если Кари хочет выкинуть деньги, это ее право.
Деньги – хорошая штука. Очень облегчают жизнь. Например, можно купить квартиру в небоскребе с лифтом, ведущим прямо на парковку. Нанять служанку. Или, приобрести автомобиль, модицифированный для ручного управления.
Именно из-за машины случилась их первая крупная ссора.
– Я против! – Кари злилась и уже почти кричала. – Такси куда дешевле и удобнее!
Чарли хмурился и пожимал плечами:
– Мне нужен свой транспорт.
– Не дам ни гроша!
– Я бы и не взял твоих денег, Луна моя. У меня есть свои.
Да, есть. Выходное пособие по инвалидности для офицера Маккензи оказалось весьма щедрым.
Волчица сжала кулаки и побледнела.
– Если мое слово для тебя хоть что-то значит…
– Кари, пожалуйста, не надо.
Она ушла, хлопнув дверью. Он купил машину.
Уже потом Чарльз догадался в чем загвоздка. Это для него модицифированная “Химера” означала свободу. Для его любимой купить “инвалидку” было равносильно тому, чтобы сдаться. Признать, что ничего не изменить и не поправить.
Кари не разговаривала с ним три дня. Он не обижался, но страдал от ее холодности. У них и так оставалось совсем немного времени до расставания, жалко тратить на глупые обиды.
Нет, сама Кари его не бросит, даже если поймет, что перебитый позвоночник – это навсегда. Кари ответственная девочка, своих не бросает.
Но ему это все нахрен не сдалось. Лучше уехать, сбежать, не видеть ее никогда, чем находиться рядом с ней и знать, что тебя терпят из чувства вины и жалости. Браки истинных пар не расторгаются, но когда Кари давала ему клятвы, она не подписывалась на то, чтобы повесить себе на всю жизнь на шею камень в виде беспомощного калеки.
Конечно, она будет спорить, возражать. Но в глубине души почувствует облегчение.
***
Кари снова, уже в десятый, наверное, раз за разговор, потянулась ощупать стрелки. И встала.
– Все, мне пора.
– Но… – голос Алана зазвучал жалобно. – Мы же еще не закончили…
– Прости, я спешу. У нас с Чарльзом назначена консультация в центре доктора Фарелла на три часа, – Кари развела руками, не ощущая ни малейшего раскаяния. Месяцы после прорыва многое изменили. Заставили ее пересмотреть приоритеты, разделили все вещи в мире на две неравные части. Маленькая – то, что важно. И большая – все остальное.
Научная карьера, работа, познание нового – вещи, которые волчица раньше считала чуть ли не самыми значимыми своей жизни, вдруг оказались среди неважного.
– Погоди, – Раум подорвался с места и преградил дверь. – Детка, ты куда? Мы только начали.
– Я в бессрочном отпуске, – ровно напомнила ему Кари. – Ты сам дал мне его.
– Конечно, дал! Иначе ты бы уволилась. Кари стой!
Но она обогнула его и направилась к выходу.
Демон перехватил ее уже в коридоре. Грубо сцапал за руку и втолкнул в какую-то дверь. Судя по запаху, за ней находилась алхимическая лаборатория.
– Детка, я не хотел этого говорить при посторонних, но ты себя гробишь. Твоему волку уже не помочь. И чем раньше ты это признаешь, тем легче будет всем.
Кари стряхнула его руку и повернулась к двери. Раум – ее босс, муж ее лучшей подруги и, пожалуй, что друг, хотя это очень странная дружба, построенная на постоянных подколках и тайном взаимном уважении. Но сейчас ей захотелось его ударить. Выпустить когти, отшвырнуть с дороги, вогнать жестокие слова обратно ему в глотку.
Она выдохнула сквозь зубы, усмиряя приступ звериной ярости и тоски. Раум не виноват. Никто не виноват.
Так получилось.
Волчица сосредоточилась и снова забормотала мысленно привычную мантру. Это излечимо, все поправимо, кроме смерти. Надо только бороться, не сдаваться…
С каждым разом в магию успокаивающих фраз верилось все меньше. Словно за недели ежедневного использования слова вытерлись, поблекли, утратили заключенную в них целительную силу.
Тяжело бороться и верить, когда все вокруг, включая собственного мужа, считают тебя дурочкой, живущей иллюзиями.
– Пойми, это не лечиться. Прекращай мучить себя: смирись или уходи от Маккензи. Сейчас ты всем делаешь хуже. И ему тоже.
Скотина!
– Все сказал? – не меняясь в лице спросила Кари.
Демон гадко усмехнулся. Именно гадко: моменты, когда Раум включал подонка она великолепно наловчилась определять на слух.
– А если нет?! Если я скажу, что понимаю, почему ты так цепляешься за врачей и бесполезные обследования.
– Понимаешь?
Не стоило поддерживать этот разговор. Нужно было оборвать его, уйти, хлопнуть дверью. Не играть на поле Раума, он же этого и добивается. Но скрытая ярость, бессильный гнев на судьбу, клокотавший в ней все эти дни требовал выхода. Все, что Кари ненавидела, с чем боролась, сейчас воплотилось в сволочном демоне, стоящем у нее на пути. Демоне, который вонзил крюк в свежую рану на ее сердце и теперь с наслаждением проворачивал.
Губы сами собой вздернулись вверх, обнажая клыки, и глухое рычание вырвалось из глотки.
– Ты просто боишься взглянуть правде в лицо. Потому что тогда тебе или придется его бросить и признать, что ты – эгоистичная стерва. Или всю жизнь мыкаться с инвалидом. Задницу ему подтирать, с ложечки кормить, выгуливать… что ты там еще делаешь?
Ложь! Она ничего не делала. Чарльз не позволял обслуживать себя, злился от любых попыток помочь. В своем стремлении к самостоятельности он доходил до идиотизма. И Кари, которая всю жизнь яростно доказывала миру свою полноценность, впервые задумалась каково ее родным было с ней.
– Но вот что я скажу, Маккуин: кончай страдать херней. Никто не осудит тебя, если ты его бросишь: ни друзья, ни газетчики.
Выпущенные когти громко заскрежетали по металлической обшивке, но Раум вошел в раж и продолжал, не обращая внимания на происходящие с волчицей метаморфозы.
– Это сейчас его любят, он герой и бла-бла, а через год всем будет насрать на этого парня. Герои приходят и уходят. Так что подожди год – год можно потерпеть, а потом бросай…
