— Нет. Не смей! — Хватит, Дженни-ханжа, не притворяйся, — Раум склонился, чтобы снова поцеловать ее, заглушая недовольный лепет, но девушка сердито мотнула головой и оскалилась. — Ты же мокрая…И узкая, — изумленно присвистнул он, с трудом вводя один палец в скользкую дырочку. — Обалдеть, какая ты узкая.
Ты что — девственница? Быть не может, чтобы Маккензи ни разу не воспользовался возможностью трахнуть влюбленную в него до умопомрачения девчонку. Да и особой стеснительностью Дженни не отличалась. Или они практикуют другие способы? Девственница? Это сразу объясняло ее смятение, при попытках перейти куда-то дальше петтинга. Она же просто боится, глупенькая.
Девственница… Раум почувствовал не только вожделение, но и нежность к своей жертве. Невинность — это пикантно, вкусно. Эмоции девушки, для которой все происходит впервые, особо изысканное блюдо. Его надлежит сервировать должным образом и вкушать, смакуя мельчайшие нюансы. Дженни- конфетка-с-начинкой, трахнуть ее сейчас, мимоходом удовлетворив похоть, будет просто глупо. Он сделает все красиво. Так, чтобы они оба смогли насладиться каждым мгновением ее первого раза.
Увлеченный этими мыслями, он не сразу уловил, как изменилось настроение девушки. Не понял, что ее уже не возбуждает затеянная им игра, а сопротивление давно сменилось с символического на вполне реальное.
Только когда она дернулась и забилась отчаяннее, чем рыба, вытащенная на берег, Раум понял, что перегнул палку. Но было уже поздно… *** Разбуженное демоном желание слетело резко, как слетает сон, если вылить на голову ведро холодной воды. Дженни вдруг поняла, что сидит в пустой аудитории — полуобнаженная, руки связаны за спиной рукавами собственной блузки, бедра широко раздвинуты и чужие наглые пальцы по- хозяйски лапают ее между ног.
Как она могла так просто уступить, сдаться?! Даже не дралась по- настоящему, не позвала на помощь, не попыталась его укусить… Она задергалась, пытаясь отстраниться, вырваться, свести ноги — сделать хоть что-то, а Раум словно и не заметил. Вместо этого он вогнал палец глубже в ее тело, и это бесцеремонное проникновение заставило ее почувствовать себя куском мяса, который ощупывают в магазине перед покупкой.
Из глаз Дженни брызнули злые слезы. Она ощущала себя униженной и абсолютно беспомощной. Глумливые слова демона: «Ты же мокрая» стояли в ушах, жгли ощущением невозможного стыда.
Она напрягла все силы, дернула руками и блузка из плотной ткани вдруг треснула, словно была ветхой тряпкой. Девушка зарычала и ударила.
Это не были бесполезные и слабые тычки, которыми она осыпала демона до этого. Она ударила вниз, целя в пах, без колебаний, но с желанием уничтожить, сокрушить, причинить как можно больше боли. И почти попала.
Попала бы, если бы как раз в этот момент Раум не решил прекратить ее лапать. Кулак врезался в его руку, сменил траекторию и попал в живот. Демон коротко охнул: — Твою мать, Дженни. Ну у тебя и удар.
Он чуть отступил, и девушка воспользовалась этим, чтобы вырваться. А потом, наверное, свихнулась, потому что вместо того чтобы бежать (хотя куда можно убежать в таком виде?) набросилась на своего мучителя.
Следующие несколько минут им было не до разговоров.
Дженни рычала, молотила кулаками, пиналась и кусалась, пытаясь всеми правдами и неправдами добраться до недруга.
Полукровка? До демона? Это даже не смешно! Но ее злость была так велика и всеобъемлюща, что она забыла о своей слабости. Удары раз за разом не достигали своей цели, но даже это ее не останавливало.
Сквозь затмевающую разум ярость пробивались изумленные слова: «Дурочка… Ты что творишь? Психованная какая-то! Дженни!» — Так все! Хватит! Одна-единственная пощечина сделала то, чего не смогли все уговоры — выбила из нее ярость берсерка. Дженни остановилась, приложила ладонь к горящей щеке и несколько мгновений смотрела на демона, часто моргая, в безуспешной попытке удержать слезы. Она не хотела, категорически не хотела, чтобы он видел ее слабость.
— Детка… — укоризненно начал Раум, и тут она не выдержала.
Шарахнулась от него, забилась в дальний угол и все-таки разрыдалась.
Когда демон приблизился, она оскалилась, не чувствуя в себе сил снова драться. И когда он ее обнял, попыталась укусить, но совсем вяло. Зубы скользнули по рукаву, капнувшие слезы оставили два темных пятнышка на ткани.
— Дурочка, — пробормотал Раум, нежно прижимая ее к себе и гладя по встрепанным волосам. — Детка, зачем ты так? Могла просто сказать. Я же не насильник… — Я говорила, — прорыдала Дженни.
— Но ты хотела.
— Откуда тебе знать, что я хотела?! — она попыталась отпихнуть его.
— Детка… — Не называй меня так! И пусти! — истерика неудержимо возвращалась. — Ненавижу! Ненавижу тебя, ди Форкалонен! Раум переждал второй приступ молча, прижимая девушку к себе, и не обращая внимание на тычки, удары и попытки укусить. Когда ярость снова сменилась слезами, демон коротко поцеловал ее в висок и продолжил.
— Прости, я увлекся. Я не собирался обижать тебя, маленькая.
Мне не нравится, когда женщине со мной больно и страшно. И я бы не стал приставать, если бы не видел, что ты сама этого хочешь.
— Не хочу! — девушка зарычала при виде понимающей улыбки на его лице. — Я говорила тебе, что не хочу! — Девчонки все время так говорят, чтобы не выглядеть слишком доступными, — легкомысленно отмахнулся демон. — Это правила игры, детка.
И прежде, чем возмущенная девушка успела обрушить на него всю силу своего негодования, Раум разжал объятия, коротко поцеловал ее в макушку и со словами: «Подожди, я скоро» вышел.
От изумления слезы высохли сами собой. Дженни вскочила, намереваясь бежать, бежать как можно дальше, пока он не вернулся. И остановилась у двери.
Ну да — бежать. Вот прямо в таком виде — сверкая голой грудью? Она несколько раз вдохнула и выдохнула, успокаиваясь.
Демон ушел, оставив ее разбираться с этой ситуацией в одиночестве. То ли радоваться, то ли паниковать. Наверное, все-таки радоваться. Вся эта история подтверждает, что от помощи ди Форкалонена больше проблем, чем толку.
Ее еще потряхивало от воспоминаний, но все же уход Раума помог взять себя в руки. Дженни успокоилась и начала думать.
Итак, задача номер один — раздобыть одежду.
Остатки растерзанной блузки валялись на полу, а рукава, удерживаемые пуговичками на манжетах, все еще болтались на запястьях. Дженни медленно отсоединила их, подобрала разбросанные у кафедры лоскутки. Огладила плотную ткань и снова поразилась, как у нее получилось так легко порвать ее.
Словно ветхую тряпку.
Рядом с кафедрой нашлось и бюстье, к счастью целое.
Дженни надела его, и почувствовала себя чуть увереннее. Но даже в таком виде покинуть аудиторию и показаться другим студентам было решительно невозможно.
Она собрала все видневшиеся лоскутки, сложила и задумалась, вспоминая композитарные чары. По программе второкурсники должны были проходить их только в следующем месяце, но Дженни полистала учебник и даже рискнула применить, восстанавливая разбитую кружку. Правда результат эксперимента вполне можно было выставлять в музее авангардного искусства, и если из блузки получится что- нибудь похожее, то пялиться на Дженни будут не меньше, чем если она пойдет вовсе без одежды… Нет, не получится. В прошлый раз расчеты заняли почти шесть часов, а у нее тогда были под рукой все учебники и таблицы с коэффициентами сопротивляемости материала. Что же делать? Придумать другой план Дженни так и не успела. Клацнула ручка двери, створка начала открываться, и девушка в панике нырнула за кафедру.
