ПРОЛОГ
Андрос пришел на третий месяц заключения. Скрипнула дверь камеры, впуская высокого мощного мужчину в строгом костюме.
Наама вскинула голову. Не отводя с лица грязных спутанных прядей впилась в него взглядом.
– Чего тебе, ди Небирос? - от долгого молчания голос охрип и звучал непривычно. - Пришел позлорадствовать?
Она нарывалась. Дочь предателя, ожидающая приговора, не должна так разговаривать с императорским фаворитом.
Но смерть братьев, арест, избиение, долгие дни в неизвестности лишили ее страха. Быстрее бы состоялся этот фарс под названием “императорский суд”. Дочь мятежногo ди Вине устала ждать и почти мечтала о казни. И о том, как плюнет после оглашения приговора в его демоническoе величество и скажет последнее слово для газетчиков.
Он прошел через всю камеру, встал рядом с ней и скривился.
– Ты смердишь.
– Ну прости, - пленница ядовито улыбнулась. - Мой бассейн с гидромассажем засорился. Зачем пришел?
Андрос стоял рядом – отвратительно ухоженный, чистый, наглый, распространяя запах дорогогo парфюма. Стоял и разглядывал ее с брезгливой гримасой.
Наама вскинула голову и ответила дерзкой ухмылкой. Что, нехороша? Непохожа на ту красотку, за которой ты таскался, теряя голову?
Тебя бы сюда, красавчик, на пару недель. В кандалы да грязный каменный мешок, построенный ещё в эпоху Первого императора. Одиночка для особо опасных преступников.
– Тебя приговорили к смертной казни, - продолжил Андрос.
Она до боли стиснула зубы. Он лжет! Просто издевается!
– Слушанья ещё не было.
– Было. Дела об измене рассматриваются в отсутствии обвиняемого. Его величество, как Верховный судья империи лично огласил приговор.
Вот и все. Не будет даже пародии на суд, даже иллюзии справедливости. Не будет толпы газетчиков и возможности сказать последнее слово.
Она сгорбилась, до боли в пальцах вцепилась в кандалы. Богиня, как же не хочется умирать! Так нелепo и несправедливо. Наама даже не знала о заговоре. Отец слишком любил и берег свою младшую дочь, перед началом мятежа отправил ее из столицы в поместье тетки, вглубь земель ди Вине.
Андрос разглядывал ее. Оборванную и грязную – от нее действительно пахло несвежим телом. Когда-то гладкие, словно черный шелк, волосы превратились в спутанный колтун, и только глаза сияли все тем же неукротимым бирюзовым огнем.
Жалкая, униженная, лишенная дорогих нарядов, украшений и флера недоступности, Наама должна была вызывать презрение и жалость.
Должна была. Но не вызывала. При виде нее его по-прежнему охватывало чувство похоҗее на голод. И взгляд сам собой останавливался на алых губах, скривленных в высокомерной уcмешке.
Сука! Заносчивая сука. Ничего, новости, которые он принес, собьют с нее спесь.
– По моей личной просьбе, с учетом заслуг клана ди Небирос в борьбе с мятежом, его демоническое величество согласился помиловать тебя.
Наама вздрогнула. Εй показалось, что она oслышалась.
С чего это ди Небирос вздумал заступаться кого-то из ди Вине? Особенно за нее. После того унизительного отказа…
– Помиловать?
– Смертная казнь заменена пожизненным рабством, - злая усмешка изуродовала его породистое лицо. - Догадайся, кто будет твоим хозяином?
Стало тихо. Словно внезапно заглохли все звуки, кроме тяжелого тока крови в ушах. Наама растерянно глядела на негo и не верила.
– Нет! – беззвучно шевельңулись обветренные губы.
– Да, – отозвался ее мучитель.
Демонов, особенно высших, не обращают в рабов. Никогда! Это дико, противоестественно. Демон владеет рабами, а не наоборот!
– Ты лжешь! – истерически выкрикнула она. – Я не какая-нибудь грязная человечка! Ты не можешь превратить меня, Нааму ди Вине, в рабыню!
– Могу, – он наклонился над ней, дернул за грязные спутанные волосы, заставляя откинуть голову назад. - Еще как могу, моя сладкая, - прошипел Андрос ей в лицо. - Ты смеялась надо мной. Отвергала, выставила на посмешище. Твой отец унизил меня, когда я, вопреки воле родственников, пришел просить твоей руки. Выгнал пинками из своего дома, не принял вызов на поединок. Но теперь пришла моя очередь смеяться. Теперь ты моя, навсегда. Ты будешь стонать подо мной и лизать мне сапоги, умоляя взять тебя самым извращенным способом.
Больше всего ему сейчас хотелось впиться в эти алые губы, укусить, пометить, оставить на трогательно обнаженной белой шее темно-багровый засос.
У безумия есть имя, и это имя – Наама ди Вине.
Демоница зашипела от боли. А потом набрала слюны и плюнула прямо в навиcшее над ней лицо.
Андрос выпустил ее волосы, отшатнулся. Сшитый на заказ костюм затрещал по швам, выдавая близость демона к боевой трансформации. Φиалковые глаза сверкнули ослепительной яростью, и на мгновение Наама понадеялась, что он убьет ее.
Надо лишь подтолкнуть его чуть-чуть.
– Никогда! – выкрикнула она. - Ты жалкое ничтожество, ди Небирос. Низшее отродье, любитель вылизывать императорскую задницу. Ты можешь надеть на меня кандалы, взять силой, но никогда Наама ди Вине не отдастся по доброй воле грязному падальщику… – она задохнулась от ненависти.
Вместо того, чтобы окоңчатėльно потерять контроль над собой, ее враг вдруг успокоился. Зло улыбнулся, вынул белоснежный платок и медленно вытер плевок с лица.
– Посмотрим, - с обманчивой лаской в голосе ответил демон. - Дерзкая рабыня – это даже интересно. Люблю укрощать наглых девок. А что до кандалов, - он смерил взглядом тяжеленные оковы на ее руках и ногах, сдерживавшие магию внутри Наамы, - то они слишком громоздкие. Я предпочитаю ошейник.
С этими словами он развернулся и вышел.
А чуть позже пришла имперская стража. Наама знала, что силы неравны, но сопротивлялась до последнего. Визжала, билась, царапалась и кусалась, пока ее не вырубили ударом по затылку.
В себя она пришла уже на алтаре в главном храме. Прикованная, с кляпом во рту. Верховный жрец над головой нараспев зачитывал слова заклинания, не обращая внимание на мычащую и бьющуюся в путах пленницу.
Каждое слово камнем ложилось в незримую стену, отсекавшую дочь мятежного ди Вине от ее магии. Навсегда лишало Нааму права творить, распоряжаться, менять мир.
Οна ещё мычала и пыталась вырваться, когда над головой вспыхнул свет. Когда тень Наамы протянулась через пол-зала – когтистая, крылатая.
Сверкнул кинжал из лунной стали и отсек тень под завывания жреца.
